— Да.

Соглашаясь с неизбежным, Милена повесила трубку. Посидела ещё мгновение. Поправила капюшон, ниже натянула рукава, почти до ногтей. Встала и побрела к дверям, старательно следуя походке Марка и морщась: сам он невесть где и вроде даже не жив. Нет ниточки в душе, ведущей к нему. Все порвано, напрочь. Даже жалости нет. Она не среброточивая Маришка, чтобы уметь плакать о каждой потере. Она иная, ей важно уметь иное.

Нет в мире ничего тоньше дара востока. Сила юга очевидна и телесна. Запад в себе запутан, поскольку дурно различает близкое от недосягаемого. Север истачивает сердце болью — зачем знать наперед и всегда вершить выбор, неизбежно спасающий одних ценою жизни и счастья иных? А восток... Что может он? Полвека назад кое-кто знал ответ, и был тот ответ во многом ложью. Сейчас сам вопрос звучит фальшиво. Как будто позволительно признать "мне не по силам" и отвернуться. Некуда отворачиваться. Тэра знала и это. Отправила сюда, вышвырнула в одиночество и беспомощность, совсем как в этом мире порой швыряли детей в воду: плыви! Если иначе не способна научиться быть человеком — учись ценою своей жизни и жизней всех тех, кто тебе стал дорог...

В лифте молча жались к стене соглядатаи. Милена насмешливо-пристально изучила шарф на шее того, которого недавно душила. Замотан аж до губ. А под шарфом синяки, ссадина от ногтя и много страха. Днем — тут и вальзом быть не надо, все само кричит — был спазм сосудов, делали несколько уколов, массаж. Велели носить жесткий ошейник, в котором кое-кто себя ощущает псом на цепи. И такое ничтожество тут числится ангом...

— Хочешь, отправлю прямиком к тиранозаврам? — ласково спросила Милена. Улыбнулась и доверительно добавила, пару раз ткнув труса пальцем в живот: — Я могу. И они не против, ты мелкий, зато мясо у тебя мягкое. Пренебрегаешь тренировками, да? Полагаешься на огнестрел?

Соглядатай отодвинулся. Милена переместила взгляд на второго, отягощая и его ссохшуюся душу страхом. Участливо хмыкнула, посоветовала обоим попросить хозяина о подмене. Там поймут. Даже сочтут просьбу верным решением. Ведь её — Милену — следует оберегать тщательно, такое под силу лишь свежим и дельным уродам. Милена так и сказала "уродам", позволяя себе короткую острую злость. Не более того. Лишь вспышку — пусть заметят. Сочтут слабостью — и будут правы, ей сейчас страшно, ей хочется спастись. Но если паниковать отчетливее, примут меры. В отношении вальза запада эти меры понятны и недопустимы.

У дверей ждали четверо. Двое сразу удалились к машинам сопровождения. Еще двое оттерли обладателя шарфа и его напарника, не удостоив их даже презрением. Или лифт, или людей в нем, прослушивали. Ожидаемо. Удобно. Всё равно от неё убрали бы слабаков, а вот новых вероятно оставят. Они свеженькие, не были под влиянием, а теперь уже не успеть их подмять. Особенно если ты — вальз запада.