По широкому коридору пер рогач. Мохнатый, здоровенный. Зверь выдыхал пар, как настоящий паровоз — мощно, с высвистом. В меху уютно устроились мелкие псахи. Даже пожилая карга, способная оцепенеть от одного вида снега — и та жалась к теплому боку и терпела вынужденный выход за стены замка.

— Не залег в спячку, — поразился пожилой южный анг. — Если он псах, мы, пожалуй, вытянем Ахаша.

— Мальчик из моего мира, — вздрогнул Влад, вспомнив важное, оглянулся на шатер юга. — Тот мальчик. Он еще жив?

Рогач уткнулся клыкастой мордой в полог шатра, заревел, припал на лапах и стал протискиваться внутрь. Светл помогал, оттягиваЛ ткань. Плат щекотал рогача под горлом и тянул за ворс у носа, направляЛ. Всякий знает, и этим знанием уже поделились с Владом: рогач видит не особенно хорошо. И не любит лезть в тесные щели. Он И нападает, заподозрив угрозу, именно потому, что слабо видит. А щели он распахивает до ширины рвов при замковых стенах — потому, что так ему удобнее. Но пока шатер цел.

— Где слабак из плоскости? — громко спросила травница Хрога, приближаясь верхом на своей неизменной бурой шолде и старательно не замечая Лэти.

Она спешилась, кинула прядь гривы вроде бы просто так — но угодила прямиком в ладонь анга. Травница и этого умудрилась не заметить, она шла к Владу, не видя в упор даже чера, смущенно сдвинувшего лапу в сторону.

— Встань ровно, плоский.

Влад встал и тяжело вздохнул, без слов выражая протест, который травница, конечно же, проигнорировала. Она всякий день начинала одинаково. Будила, проверяла голову сперва шаром с полудохлой вошью внутри, а затем плотно и упрямо скребла по черепу гребнем из старой корони. И сейчас не пожелала изменить ритуалу, хмыкнула и гордо показала Лэти очередную вошь.

— Третья, — сообщила травница, по такому случаю соизволив заметить даму Арода. — Этот слабак полезнее любого псаха. На него переползают все вши. Он им удобен и понятен. Он и сам не рад, а зависть в нем живет жирно, сладко. Еще жалость к себе и жажда быть в центре внимания. Сперва я презирала его. Но это до того, как нашла вторую вошь. С моей же головы... Презрение не делает нас лучше. Теперь я терплю его и стараюсь понять. Ну что я знаю про их плоскость? А если не знаю ничего, то как могу судить? Бэл так сказал. Он хоть и прорицатель, а все ж от своего немалого ума не сходит... с ума. Сердце слушает. Тебя давно обработали?

— Меня? — поразилась Лэти.

На вошь она глянула с нескрываемым отвращением. На травницу старалась не смотреть вовсе, опасаясь разбудить старую вражду: и без того между этими женщинами искрило от напряжения.