— Пойдёмте, — не глядя на меня и совершенно не интересуясь тем, что я так и не съела ничего, Диего бросает на стол монеты и устремляется к выходу.

Я была глупа. Наивна. И доверчива, что бы там ни говорила, пытаясь цитировать многомудрого и поднаторевшего в интригах Ашша. Я последовала за аррагарцем, гадая о внезапной перемене и даже предполагая, что, возможно, нам что-то угрожает… И мне и в голову не приходило, что надо бежать. А когда пришло, было уже слишком поздно.

Вот я поворачиваю за ним за угол, размышляя, а как же мы поедем? У нас было две лошади на троих, но Шаргрен уехал, естественно, на своей, и, насколько я слышала, аррагарец ничего по этому поводу не предпринимал… и тут же инстинктивно уворачиваюсь от метнувшейся ко мне руки с ножом. Будь у меня чуть больше времени, я бы непременно выругалась, а ещё спросила бы у обезумевшего Диего, какая муха его укусила, но он очень быстрый, он тренирован куда лучше, чем я, а главное — у него несравнимо больше опыта в реальных схватках. Так что прыгаю я недолго. Диего выкручивает мне руку, жутко больно, и я бросаю нож, а он прижимает-таки лезвие своего к моему горлу. И вовсе и не думает отпускать руку, так что я застываю в крайне неудобной позе. Мне страшно, мне стыдно, я боюсь, что не выдержу каких-нибудь совсем простых даже пыток и сдам своего Господина. Хотя, может, в этом отношении мне повезёт, и клятва, которую я принесла, кажется, уже целую вечность назад, убьёт меня раньше, и я умру — а я в любом случае умру, это читается в глазах Диего сейчас очень даже отчётливо, умру хотя бы не совсем опозоренной.

— Нет больше времени на игры, — шипит аррагарец, с ненавистью глядя на меня. — Ашш напал на нас. На Аррагарское царство. Ты можешь считать меня кем угодно, Аника дес Аблес, Ика Стайер или кто ты там ещё, но я люблю свою страну. Я должен своей стране. Всем этим людям, которые погибнут в войне, развязанной этим психом… Говори. Всё, что знаешь. Всё подряд, так или иначе связанное с ним. Или количество твоих пальцев будет убывать: по одному за каждую минуту молчания. Ты всё равно скажешь, Аника, а отрезанное обратно уже не вернёшь, уж об этом я позабочусь.

Честно говоря, дальнейшее я помню плохо. Помню, что меня затошнило от затопившего чувства бессилия и отчаянного желания, вопреки всему, чтобы хоть кто-то пришёл и вмешался… Никто не приходил, а Диего вёл обратный отсчёт, и на смену тошноте пришла горячая волна, откуда-то из солнечного сплетения, она достигла горла и схлынула… и аррагарец упал. А хозяин трактира, неведомо как оказавшийся рядом и глядящий на меня пугающе стеклянным взглядом, со стоном опустился на колени, сжимая руками голову.