– Нет, – сказала Фенелла.

Они вернулись к себе в кухню, и там Фенелла первым делом бухнула целую груду хлопьев в миску Оливера и щедро залила их молоком, а потом взяла другую миску и насыпала туда груду хлопьев для себя – еще больше, но без молока. Села и стала есть их всухомятку.

– Возьми молока, – без всякой надежды сказала Имоджин, стоявшая с кувшином в руке.

– Не-а, – сказала Фенелла. – Они от молока размякают.

– Молоко полезное, – заметила Имоджин и полила молоком свои хлопья.

– Я полезного не ем, – отрезала Фенелла.

Настала тишина – только три пары челюстей жевали хлопья. Призрачная сестра зависла в этой тишине, не зная, как быть. Глупо было ждать, что миссис Джилл ее заметит. Если бы миссис Джилл что-то поняла, она бы сказала об этом в больнице. По словам Шарт получалось, что что-то поняли именно сестры. Как же привлечь их внимание?

– Одна из них – я, – сказала она.

И посмотрела на Имоджин. Имоджин торопливо зачерпывала хлопья ложкой и понуро отправляла в рот. По щеке у нее потихоньку сползала слеза. Из-за миссис Джилл она снова затеяла страдать, а значит, вряд ли что-нибудь заметит.

Значит, Фенелла? Фенелла чувствовала ее присутствие. Может, все дело в том, что они один и тот же человек? Она подплыла поближе, зависла над костлявым плечом Фенеллы, возле острой челюсти, деловито жевавшей хлопья.

– Фенелла, – сказала она. – По-моему, я твой призрак.

Ничего из этого не вышло, потому что наверху снова пробудилась к жизни Шарт. Она испустила вопль, перешедший сначала в рев, потом опять в вопль, – и все это совсем не напоминало человеческий голос:

– Хватит так жутко хрустеть!

Все челюсти замерли, даже у Оливера. Все внимание устремилось в потолок.

– Поспать не дают! – завизжала Шарт. – Расхрустелись тут!

Фенелла выразительно покосилась на Имоджин и пронзительно завопила в ответ:

– Одиннадцатый час! Мы завтракаем!