– Ну да, – кивнула Фенелла. – Послушай.
Она повернулась к стеклянной стене и открыла рот. Оттуда вырвалась протяжная, чистая нота. Пациентке в жизни не приходилось слышать ничего прекраснее. А еще нота была оглушительно громкая – дальше некуда. От нее у пациентки запульсировало все – от головы до подвешенной на вытяжке ноги. За стеклянной стеной повернулись забинтованные головы, оглянулись посетители. А пациентка сразу вспомнила, что Фенелла с детства умела безо всяких усилий издавать гулкие, низкие вопли в два раза громче всех.
– Ой, – сказала пациентка. – Очень красиво, только больше, пожалуйста, так не делай. Тебя выставят.
– Конечно, – ответила Фенелла. – Я просто хотела тебе показать, что голос у меня есть, и еще какой. Я знаю, что ты за меня беспокоилась. Но больше не надо, честное слово. Я хожу на настоящие уроки вокала. Вытянула деньги из Самого.
– Из Самого?..
– Да, – подтвердила Фенелла с легчайшим, не более, намеком на самодовольство. – Месяц назад. Я умею вытягивать из него деньги не хуже тебя. Может, даже и лучше. Я вот как сделала: пришла к нему с таблицей, где в одном столбце написала сумму, которую придется заплатить за уроки, а в другом – стоимость всего того, за что приходится платить другим отцам, а ему нет: ну, за одежду, еду, отопление, карманные расходы и все такое прочее. Даже за год набегала приличная сумма. Страшно было ему показывать. – Фенелла помолчала – похоже, сама слегка удивилась. – Я думала, он будет вне себя от ярости, если ткнуть его носом в то, какой он скупердяй. Ты бы тоже так подумала, да? А он первым делом умножил все на четыре, чтобы понять, сколько он сэкономил на нас всех. И получилась такая уйма, что он страшно обрадовался. А тут я к нему чуточку подольстилась. Есть одна штука, которую вы никогда не замечали, – объявила Фенелла. – Сам обожает, когда ему льстят. Мальчишки это знают. Они вечно подлизываются. А вы этого никак не могли понять – только скандалили с ним все время. Вот я и взяла пример с мальчишек, подлизалась – и за пять минут вытянула из него деньги на уроки вокала.
– Ловко это ты, – восхитилась пациентка.
После этого, как часто бывает, когда навещают больных, у них кончились темы для разговора. Фенелла сидела и смотрела на пакет с кровью – опасливо, но с научным интересом. Ее сестра лежала и думала.
Я Имоджин, думала она. Это все объясняет. Я не чувствую себя Имоджин, и мне не слишком-то хочется становиться концертирующей пианисткой, но я точно она. Вот интересно, не без надежды подумала она, а вдруг моей карьере теперь конец… ой, нет. Я же учусь в художественной школе, точно. Как странно. Минуточку…