Яна волновалась – зря она все это затеяла, зря. Не могла просто выгнать его вчера? Выставить за дверь и тем самым сохранить остатки собственной гордости? Нет же, дала ему шанс. Им шанс. И теперь не знала, чего боялась больше: того, что Джон придет? Что не придет? Что не сможет отыскать странный, начирканный впотьмах на бумажке адрес? Что все-таки отыщет его? Что окажется побитым, пристыженным и униженным, а она в конечном итоге виноватой?
Неужели действительно поверила, что увидит в его исполнении что-то особенное?
Глупая. Ей всегда хотелось верить в сказки. Хотелось встретить не просто принца, но принца-Рембо, своего собственного «жидкого робота», чтобы в кои-то веки почувствовать себя не только любимой, но и защищенной от всех бед, от всего зла этого несовершенного мира.
Блестели под фонарями лужи; хмурилось над головой темное небо, с козырьков и водосточных труб капало.
19:57
Если она простоит здесь еще три минуты, к ней точно пристанут. А Глока нет, и отбиться будет непросто – о чем она думала, когда перлась сюда – к пользующемуся дурной славой месту?
О Джоне.
И его же увидела минуту спустя, выворачивающего из-за угла, – в темных штанах и куртке, с качественно зализанными назад волосами, с неестественно спокойным выражением лица. И едва не кинулась ему навстречу – оказывается, так сильно обрадовалась появлению.
Сдержала себя, осталась стоять неподвижно.
Только радостно блестели из-под капюшона глаза, и отчаянно быстро билось от волнения сердце.
* * *
Окруженная агрессивной, настроенной на кровавые зрелища толпой, клетка в центре зала выглядела зловеще – пастью, готовой проглотить и с довольством выплюнуть очередную жертву. Кровавые следы на прутьях, повисший лоскут чьего-то оборванного пояса, прогнутые места. Бурые разводы на полу, прогорклый и кислый запах пота, режущий слух помехами, пропущенный через некачественный микрофон голос «ведущего».
К этому моменту он уже успел переодеться – впервые за долгое время расстался с серебристой, временно обращенной в темную кожаную, курткой, – снял майку, верхние штаны, сдал их гардеробщику – остался в спортивных. И теперь шагал по узкому проходу – единственной освобожденной от зрителей дорожке, ведущей к ржавой распахнутой дверце.
Шагал и ничего не чувствовал – ни страха, ни возбуждения, ни тревоги. Знал: если захочет – убьет в этом зале всех, включая «мирных», стоит лишь выкинуть вперед руку, направить в нее сконцентрированную энергию, сформировать мысленный удар… И тогда треснут стены, просядет потолок, развалится на куски здание.