И вместо того, чтобы смотреть на то, как движутся формы – те формы, которые считала красивыми она, но не он (он давным-давно приучился ненавидеть пересушенных моделей с несоразмерно большими сиськами, к тому же «горелых» после солярия), – Эвертон изучал устройство ее головы на ментальном уровне. И член его, как бы гостья ни старалась, оставался все таким же спящим и безвольным.
– Перестань… отключать защитную сеть!
– А иначе?
Эвертон зло глумился. Когда незваная мадам отвлекалась на то, чтобы восстановить поврежденную сеть, он принимался ковырять непонятные символы в ее голове, и тогда слащавое лицо теряло свою улыбку, как смазанное дождем рекламное изображение.
– Не лезь. В мою. Голову.
– Ты – машина.
– Я – человек.
Логан рассмеялся.
– Ты такой же человек, как я – автомат для газировки.
– Ты станешь этим самым автоматом для газировки, если не перестанешь копаться там, где тебе не следует.
Теперь женщина не улыбалась. Она стояла и смотрела на него быком, руки ее повисли вдоль туловища, ноги напоминали две сваи, призванные удержать крепость вертикально.
– Не пожалей о своем таланте.
Логану не нравилось быть принудительно раздетым, не нравилось терпеть у себя в доме постороннюю, не нравилось, что кто-то диктовал ему условия игры.
Синие глаза под темными бровями прищурились.
– Не человек не может родить человека.
– Не тебе решать.
Вместо ответа он в очередной раз отключил восстановленную ей минуту назад защитную сеть.