Из многих Людей в рассказах Дарра Дубраули она единственная, о ком точно известно, где и когда она жила и умерла. Я знаю ее имя, хотя Дарр Дубраули так его и не узнал. Мне его назвала моя мать. Она, как и многие другие, слышала его в устах живых и мертвых.

Дарр Дубраули так и не вернулся в надел, который держал в земле, называемой Будущим, и к стае, которую туда привел. Вороны нового края сперва остерегались его и даже прогоняли, но со временем привыкли и оделили некоторым почетом. Пусть они и смеялись над его похвальбой, но Дарр заметил, что почти все местные Вороны носят его давнее изобретение – личное имя, либо взятое у родителей или их давних предков, либо полученное недавно по какому-то деянию или удивительному случаю: Рен Наперстянка, Ке Ливень, Жирок, Ослиная Кожа, Гра Криволап. Дарра они называли Белощек по рассказу о встрече с Белой Совой, которому, разумеется, никто не поверил. Но он не вернулся в старые владения вовсе не из-за На Вишни, не из-за своей неудачи в Имре внутри Ка, а потому, что теперь он застрял в Имре внутри Имра: его удержали мертвые, которых он увидел в тех землях, куда залетел, и не мог перестать видеть.

Осень. Дарр Дубраули и другие Большие – Ке Ливень, Ослиная Кожа и прочие – вечером повели большой отряд на ночевку. Они пролетали над амбарами и желтыми полями, следовали за чистой полосой реки по долине; промчались над белым домом, чьи мертвецы лежали на участке за забором, куда стремились те двое бойцов. Воронам он был неинтересен, они его и не заметили. Но в глазах Дарра Дубраули дом казался светлее и больше остальных; он мерцал вечером и на рассвете на фоне темной земли, словно заря коснулась его, но не земли, на которой он стоял: дом в этом мире, но не из него. Женщину он тоже видел – на крыльце: она в белом, светлые волосы спутаны, на плечах – темная шаль; мальчик рядом с ней злится и упрашивает ее – чего хочет? Дарр оторвался от остальных и спустился ниже, к ней, крикнул и даже сам не понял, что крикнул. Она оторвала руки мальчика от своих юбок и подошла к перилам крыльца, положила на них ладони и подняла лицо к небу, но не смотрела ни на Ворон, ни на что другое: в этом Дарр был уверен. И все же чувствовал, что она ищет.

Анна Кун. Дочь или внучка иммигрантов из Германии. О ней наверняка сохранились письменные свидетельства, и если бы я мог, поехал бы в архивы, где они хранятся, нашел бы письма, написанные или продиктованные ею, и крошечные сборники ее стихов, составленные ее друзьями и последователями. Все это мне теперь не по силам, а источники, до которых прежде можно было добраться откуда угодно, теперь по большей части закрылись, спутались или иным способом пришли в негодность. Да и в любом случае отсюда я бы до них не смог дотянуться. Об Анне Кун я знаю от моей матери, из редких страниц в книгах, которые она сохранила, – а еще из свидетельства Вороны. Мать бы ничуть не удивилась, что таким образом Анна обратилась ко мне. Она и была с тобой, сказала бы мать, уже давным-давно.