Вернувшись в свои летние владения на поклюве, Вороны рассказывали и пересказывали то, что все уже знали: что они видели, сколько съели, как растолстели, какое это было чудо, невиданное прежде, людское мясо, конское мясо, даже собачатина, потому что Люди многих Собак пристрелили, когда те попытались урвать свой кусок богатства. Немногие Вороны, которые зимовали ближе к дому, тоже слушали, но скоро эти рассказы им надоели: «Да-да-да, мы уже слышали, много-много мяса, объеденье». И они обещали себе этой зимой полететь еще дальше обычного – увидеть, что там можно увидеть, съесть, что можно съесть.
– Вряд ли они снова такое устроят, – с сомнением сказала Дарру одна Ворона (она была из Вишен, то есть из его потомков, хоть сама того и не знала). – Верно?
– Ну, не знаю, – ответил Дарр Дубраули. – С Людьми никогда заранее не скажешь. Никогда не угадаешь, что они сделают или вдруг перестанут делать.
Когда пришли холода и Вороны снова полетели на юг, все было так же. К тому времени местные Вороны из стаи На Вишни и их соседи тоже нашли сокровища; за весну и лето они научились высматривать шеренги Людей, которые маршируют навстречу бойне, прислушиваться к топоту сапог. Местные Вороны держались вдалеке, но никогда не упускали такие колонны из виду. Частенько какая-нибудь темная шляпа приподнималась и под ней возникало белое лицо, которое смотрело на них со страхом и ненавистью.
Птицы смерти.
Большие лагеря, вроде того, который впервые увидели Вороны, серые ряды палаток, множество одинаково одетых Людей, бесконечная россыпь костров и всадники, спешащие по каким-то срочным делам, встречались все реже. Меньше стало и больших черных бревен, которые метали шары, зато больше Людей на Конях, сражавшихся с другими Людьми на Конях: короткие, яростные стычки. По ночам горели амбары, Людей вешали на деревьях, скот резали, чтобы кормить бойцов, а лишнее бросали гнить. Такую борьбу Дарр Дубраули знал. Ее он видел в других краях и временах, видел, как победители отрезают побежденным уши и другие части тела, а потом носят их на себе; видел, как хоронят своих воинов, а чужих оставляют на поживу Воронам, чтобы ненавистные враги не обрели покоя даже в смерти. Иногда им приходилось бросать и своих мертвецов – равно Коней и Людей – и скакать дальше. Это нормально, привычно, Дарр Дубраули даже не стал ничего объяснять остальным.
Было и новое: часто одинокий боец с длинным ружьем забирался на дерево и ждал там, притаившись. Когда вражеские всадники подъезжают поближе и спешиваются, чтобы осмотреть окрестности через свои черные трубочки, взглянуть на бумаги или отдохнуть, стрелок на дереве медленно и осторожно поднимает ружье, целится и стреляет. Один из них падает, остальные бросаются на землю или прячутся, не зная, откуда стреляли. Если могут, быстро убегают. Мертвец чаще всего остается лежать. Вороны учатся узнавать таких стрелков и в ожидании выстрела зовут остальных – летите сюда, смотрите на то дерево, вон там, – что, разумеется, злит бойца. Грай привлечет к нему внимание добычи.