Альфонсо себя к особо везучим не причислял, тем более теперь, когда отвечал не только за себя, он просто не мог полагаться на везение.

Солнце жгло неимоверно, задница, от постоянной езды верхом, горела огнем, а тут еще Феликс принялся восхвалять свою принцессу, детально, в ярких красках, описав ее с ног до головы, причем даже ногти не забыл. Не подозревал Альфонсо в таком необразованном, нисколько не утонченном бывшем воре такую романтическую натуру и такого влюбленного зануду. Не знал он и такого количества эпитетов, которыми можно было бы описать волосы над глазами (брови, то бишь).

– Скорее бы же уже эти чертовы Степейцы меня пристрелили, только бы не слушать этот любовный бред – с тоской думал Альфонсо.

Тем не менее разведка доложила, что Степейцы недалеко, и бой был назначен завтра на рассвете, если враги не нападут раньше. Генеральный штаб долго совещался по поводу стратегии боя; Альфонсо, как герцог, мог внести предложение, но присев на такой удобный, твердый, широкий, а главное, неподвижный стул, начал, помимо воли, проваливаться в дрему, иногда выныривая в реальность на самых громких вскриках. Предложений у него все равно не было: в организации боя он имел поверхностное представление, и потом, по его опыту двух боев, организованный бой быстро превращается в обычную свалку, в которой первой же погибает организация. Единственно, на что ему хватило выдержки, так это выслушать его роль в этой грандиозной битве, поставившей на кон жизнь и благополучие Эгибетуза.

– И так, мы с десятью тысячами солдат кавалерии должны обойти вражеский корпус и ударить в тыл и фланг, окружив тем самым Степейцев и внеся в их ряды панику, – объяснил он Феликсу диспозицию.

– Какой то простенький и бесхитростный план, – ответил на то Феликс.

Солнце поднималось издевательски медленно, словно специально раздражая медлительностью десятки тысяч человек, готовящихся к смертельной битве. Грозно и громко ломало тишину звяканье железа, всхрапывали лошади, вспарывая землю острыми копытами, колыхались на ветру стяги и флаги, готовились к подаче сигнала горнисты с рожками. Воеводы и дружинники, графы и герцоги, генерал и его свита – все успокаивали свое бьющееся галопом сердце перед тем самым решающим мигом, когда лавина тел превратит поле битвы в кровавую мясорубку. Но это все было где то позади.

А здесь, утопая по колено в болотной жиже, шагали, понурив уставшие головы, лошади кавалерии, на которых сидели кавалерийцы – они не спали, но очень хотели.

– Я говорю тебе, мы заблудились, – тихо прошептал Феликс.