– И кишки свои заберите!!

Потом он сел также, как Феликс, схватился за живот и злобным рыком посылал далеко всех, кто останавливался помочь ему дойти до своей спальни.

– Отбились, твою мать, отбились! – кричал Эгель, размахивая мечом, разбрасывая в стороны кусочки прилипшей к лезвию кости и кожи.

– Заткнись Эгель!! – рявкнул Альфонсо, – распорядись отправить отряд больных чумой на вылазку добивать Алексийскую армию.

– Чумных, Ваша светлость? – изумился Эгель, – они же больные. И их мало, они все погибнут!

– Выполнять! – крикнул Альфонсо, – совсем потерял страх? Кто здесь герцог, холопина?!

Назвать Воеводу холопом было тяжким оскорблением. Но после кровавой бойни нервы у всех были на пределе, по этому Эгель не обратил на крики никакого внимания, как не обратил Альфонсо внимание на то, что тот не сказал «Да, Ваша светлость» Какая это глупость – титулы, кучка букв для поддержания болезненного эго их владельца. Костлявая с косой заберет тебя –да хоть бы и с помощью этой позорной дизентерии, и плевала она на титулы и положение.

«Чумовой отряд» был просто жалок, с одним единственным стягом, и то дырявым, своей сотней пеших людей, половина из которых были работяги и крестьяне. Даже с высоты стены были видны их растерянные лица, неловкие движение и полное не понятие, что делать. Альфонсо смотрел на них свысока и блевал; жутко хотелось куда то деться от мерзкого смрада, но деваться было некуда – он был везде.

Естественно, когда опешившие алексийцы увидели отряд, они даже мечи из ножен доставать не стали. Естественно, потерянные Эгибетузцы даже и не подумали напасть, они просто сдались.

– Сучьи предатели, – скрипел зубами Эгель, сатанея от невозможности наказать гнид. Он достал дальнобойный лук, одну единственную длинную стрелу – хоть одного, но он накажет; наказал бы, если бы Альфонсо, не остановил его слабым движением руки.

– Это даже хорошо, что они сдались, – просипел он пересохшим горлом.

– Почему? – удивился Эгель.

Боль в животе была нестерпимой, словно Альфонсо проглотил кинжал и он уплыл вниз живота, кувыркаясь там, разрезая, периодически, кишечник. Слабое дуновение ночного ветра из окна приносило тошноту, сверчки раздражали неимоверно, даже мелодичный, сотрясающий стены замка храп любимой Иссилаиды не услаждал слуха. Не помогало даже осознание того, что в крепости эпидемия дизентерии, и множество людей мучаются также, как он, только на голой земле, а не на кровати с шелковой простыней – единственным уцелевшим очевидцем былой роскоши. Угнетал также страх, что его сподвижники бросят его и сбегут через подземный ход, а его болезненное тело достанется Минитеке на потеху.