К сумеркам оба выбились из сил, но стало легче, хоть головы пульсировали и шумели, как речной поток, но сон все же подарил силы и немного хорошего настроения.

Несколько дней прошли в относительном спокойствии: среди множества неясных шорохов, непонятных, даже для опытных ходоков, звуков, мелькающих теней и блестящих в темноте глаз. При этом Альфонсо постоянно ощущал какую то противную слабость и надоедливое головокружение, связанное, при этом с нетвердой походкой и рваными движениями. Все же хорошо, что никто не нападал: отбиться или убежать в таком состоянии было бы трудно; бесконечное, неясное шевеление поначалу настораживало, но в конце-концов, стало все равно. Осталась только усталость.

Волк напал неожиданно, выбрав для нападения большую поляну, выпрыгнув из кустов – жестких, как сама жизнь, страшных, как сама смерть, с висящей клочками корой; зверь попался под стать – с торчащими костями, словно сломанными в обратную сторону лапами, на которых непонятно вообще, как он ковылял, и сломанными коричневыми зубами. Был он небольшой, метра два в длину. Но если Альфонсо, столкнувшись с хищником, обычно смотрел на зубы оного, то этот привлек взгляд своей лапой – пятой лапой, торчащей посередине грудной клетки. И она настолько завладела его вниманием, что Альфонсо даже впал в ступор, то есть, сделал то, чего раньше обычно не делал.

Волк даже не зарычал. Он бросился вперед на своих кривых костылях, не показывая того дикого задора и быстроты движений, коими славились его собратья; казалось, что если и не убегать, то зверь передумает нападать, как та черная кошка, Альфонсо даже поймал себя на мысли, что волку тяжело шевелиться, но это оказалось не так. Корявая, уродливая, но все же смертельно опасная туша требовала к себе уважения.

Прыжок волку не удался особо – Альфонсо увернулся в сторону, полоснув кинжалом при этом зверя по морде; Феликс отбежал в сторону, кинул в волка камнем, чтобы отвлечь его внимание, и тут же на него бросился второй волк, сбил с ног, оба они покатились по земле. Новоявленного графа спасло то, что он, перекувыркнувшись через голову спиной вперед, умудрился встать на ноги, а волк упал набок.

Первый зверь отвлекся на камень всего на миг, но и этого мига было достаточно, чтобы Альфонсо, отчаянным движением, засадил кинжал ему в глаз по самую рукоятку – острота качественного лезвия нисколько не затупилась за все время тяжких испытаний. Волк даже не взвизгнул: он рухнул так быстро, как будто всю жизнь только и ждал, когда же его, наконец, прикончат.

Второй волк уже стоял на ногах; Феликс уже удирал от него в сторону большого, раскидистого дуба – отсидеться. Альфонсо бросился за ним, а волк догонять их двоих, и непременно сделал бы это, но, почему то, запнулся о какой то пень и, заскулив, упал, стукнувшись челюстью о землю.