– Был бы ты и вправду бессердечным, ты бы не понимал этого. Мое имя – Лала.

Говоря Устроителю о желании уйти, Уныл-О́го не рассказал ему, что намерен отправиться на север, потом на восток, ведь кто бы ни пел песни, что пела девушка, его бы не трогало, что он возвышается над самыми высокими. Он не просил продать ему Лалу, зато точно был намерен взять ее с собой. Однако Устроитель вызнал, что новый строй мыслей был творением его сборщицы ставок. Само собой, любовниками они не были, поскольку даже громаднейшая из женщин не в силах была бы отдаться О́го, а эта девушка была мала, как ребенок, и хрупка, как палочка. Этот О́го дорастал до ее головы и заговорил ее языком. На следующее утро Уныл-О́го, проснувшись, увидел, как Синий О́го посреди двора оторвался от ее тела, оставив его раздавленным, растерзанным и тонущим в полнолунии девичьей крови. Уныл-О́го не бросился к ней, он не плакал, он не вышел из своей клетки, он не говорил об этом с Устроителем. А тот сказал:

– Я поставлю тебя против него в последнем бою, и ты сможешь отомстить за нее.

Позже в тот вечер в клетку к Уныл-О́го пришла еще одна рабыня и сказала:

– Посмотри на меня, теперь я буду сборщицей ставок. Меня опустят в корзине.

– Скажи старикам, что будет глупо ставить против меня.

– Они уже свое поставили.

– Что?

– Они уже ставки сделали, большинство на тебя, некоторые – против.

– Что ты имеешь в виду?

– Слух был, что ты сообразительный О́го.

– Говори просто и правдиво, рабыня.

– Устроитель Зрелищ, он рассылает ставки, отправляя рабов, гонцов и голубей, заранее, за семь дней, извещая, что на арену выйдешь ты против Синего и это будет бой насмерть.

До боя шум и гам из колодца делались все громче и гуще, эхо отскакивало от почвы и скал. Благородные господа в благородных нарядах и расшитых золотом тапках по случаю особого развлечения привели с собой несколько благородных женщин, чьи головы украшали уборы, похожие на устремленные в небо яркие цветы. Они сгорали от нетерпения, даром, что во многих боях было немало поломанных конечностей, разбитых голов и хруста свернутых, как у куриц, шей. Некоторые из мужчин уже поругивались, некоторые женщины – тоже. «Выводи Грустноликого!» – орали. Кричали хором: «Уныл-О́го, Уныл-О́го, Уныл-О́го! Уныл-О́го. Уныл-О́го. Уныл-О́го». Синий О́го сбросил черный капюшон и спрыгнул с высокого уступа на возвышение. И выпустил полную грудь воздуха.

Женщины шикали и звали Уныл-О́го. А Синий О́го орал: «Я засажу ему в задницу ветвь ироко-дерева, чтоб изо рта вышла, и зажарю его на вертеле».

Уныл-О́го вышел с западной стороны, из прохода, каким раньше никто не пользовался. Кулаки он обернул полосками железа. Сопровождавший его Устроитель стал кричать: