– Мне туда, – сказал я. Он глянул на меня, потом мимо меня, потом на меня, губы поджал в показном безразличии. Я направился к ее двери. – Вы со мной? – спросил, оборачиваясь, и увидел, что он ушел.

Соголон дверь свою не заперла. Не то чтобы на всякой двери замок имелся, но я полагал, что на ее – был. Может, всякий мужчина полагает, что у пожилой женщины только и осталось, что ее тайны, и то был второй раз, когда я подумал про тайны, вспомнив ее. Прежде всего поразили запахи в ее комнате. Одни я помнил, они уводили меня из комнаты, другие… Никогда не чуял я ничего похожего. В углу комнаты черно-красный ковер с округлыми узорами по ткани из Восточных Королевств и деревянный подголовник. Зато на стенах сплошь руны – и нарисованные, и каракулями, и выцарапанные, и выписанные. Некоторые совсем маленькие, с кончик пальца. А есть и выше самой Соголон. От рун исходили запахи: то угля, то растительной краски, то дерьма, то крови. Я смотрел на ковер с подголовником и не обращал внимания на пол. А он тоже был покрыт рунами, самые недавние из каких были выписаны кровью. Комната до того была полна отметин, что я не решался взглянуть на потолок, потому как знал, что увижу на нем. Руны, но еще и ряд кругов, каждый из которых был шире предыдущего. По правде, будь у меня третий глаз, я б разглядел руны, начертанные в воздухе. Один запах, свежее остальных, носил по комнате ветер, и он становился все сильнее.

– Ты владыку нашего дома перепугала, – сказал я.

– Для меня он никакой не владыка, – сказала Бунши и стекла с потолка по стене на пол. Я стоял, замерев: эта черная масса, ползущая с потолка, не обещала мне ничего приятного.

– Не думаю, чтоб мне хотелось узнать, кто твои владыки, – усмехнулся я. – Может, ты сама себе владычица.

– И все ж ты так нежен с этим великаном, – заметила она.

– Зови его О́го, а не великан.

– Благородное дело выслушать человека, что пред всем миром обнажает свою совесть.

– Ты выслеживала нас, речная ведьма?

– Для тебя всякая женщина ведьма, Волчий Глаз?

– И что тогда?

– Все, что ты знаешь про женщин, это как твоя мать скакала вверх-вниз на члене твоего деда, а вот винишь в том ты весь женский род. День, когда умер твой отец, был для твоей матери первым днем свободы, пока дед твой опять не поработил ее. А ты только и делал, что смотрел, как женщина страдает, и винил ее в том.

Я пошел к двери. Не собирался больше слушать такое.

– Это все охранные руны, – сказал.

– Откуда ты знаешь? Сангома. Ну как же. Она покрывала ими стволы деревьев, одни вырезала, другие клеймом ставила, некоторые оставляла висеть в воздухе и на облаках, еще и на земле чертила. Только она была Сангома. Жить, как она, значит знать, что злобные силы денно и нощно готовы прийти за тобой. Или духи-уродцы.