Вечером он не вернется, наверняка. В той книге тоже были страницы, грубо сшитые и неровные, под кожаной обложкой, усыпанные пылью больше, чем остальные. Летопись Кваша Дара вплоть до того дня. Его имя – на одной линии с двумя его братьями и одной сестрой. Один брат женился на дочери Королевы Долинго – для установления союза. Один женился на вдове мелкого вождя, владевшего небольшими землями, но богатейшими пастбищами. Старшая сестра значится первой среди женщин, и тут говорится только, что она посвятила свою жизнь служению Вапе, богине земли, плодородия и женщин, после того как ее муж, принц из Джубы, принял смерть от своей собственной руки, поразившей заодно и их детей. В летописи ничего не говорится, куда она подевалась, ничего о крепости в горах.

– А как с древними королями? Королями прежних веков? – заговорил Мосси. – Гриоты. Даже при наличии письменного слова подлинную оценку получает король тогда, когда люди сохраняют его историю в памяти, слагают о ней песни и стихи или когда люди собираются послушать восхваления знаменитых людей. Вот мое предположение. Письменные свидетельства о королях появились только во времена Кваша Нету. Остальное принадлежит только голосам гриотов. И тут закавыка. Те, кто воспевает деяния королей, состоят у Короля на службе.

– О как.

– Есть и другие. Гриоты, чьи сказания о королях Королю не известны. Люди, что пишут тайные стихи, люди с песнями, какие их под казнь подвели бы, и песнями запрещенными.

– Кому ж им их петь?

– Себе самим. Есть люди, что считают, что правда нужна только на службе истины.

– Мертвые, значит, люди, увы.

– Большинство. Зато есть гриота два, а может, и три, чьи песни уходят в прошлое на тысячу лет.

– Они не утверждают, что и сами тоже уйдут на тысячу лет?

– Ты почему хромаешь?

– Что?

– Так, ничего.

– О, дитя таких капризов судьбы. Знаешь, Следопыт, ты в этом уж слишком далеко зашел и не раз даже такое молол, чего остерегаться следовало бы.

– Какое такое?

– Ты в речах козни плетешь против того, кто все еще твой Король. Или утверждаешь, что как префект я его прислужник.

Я давно уже на меч его поглядывал. Нападай на врага первым – он к такому привык. Однако он повернулся ко мне спиной и стоял, разглядывая груду книг.

– Фумангуру в своих записях, как их ни называй, против Короля, и, поскольку его убили, ты воображаешь, будто он безупречен. Обрати взор свой на мир так, как это делаем мы, префекты. Ты уже рвешься спросить, что я имею в виду. Имею я в виду вот что. Чаще всего, если стучится к человеку в дверь самое гадкое злодеяние, так это потому, что он сам пригласил его зайти.