Светлый фон

– Это так-то на востоке женщину приводят к повиновению? Ее не запугаешь, эту Соголон. Ты сам убедился в этом: она просто сдует тебя прочь.

– В чем я убедился, так это в том, что кто-то охотится за ней, – заметил Мосси.

– Кто-то за всеми нами охотится.

– Но ее охотник лишь на нее охоту ведет. И он или она не знает устали.

– Я-то думал, что ты веришь только в одного бога и одного дьявола, – сказал я.

– По-моему, ты уже повторяешься, да еще и чуть ли не с раздражением. Я многое повидал, Следопыт. Ее враги набрали силу. Может, все они – делами праведными. Другая сторона.

Вагон стукнулся обо что-то и встряхнулся. От этого префекта бросило прямо на меня, и я поймал его, когда он головой ударился мне в грудь. Схватившись за мое плечо, Мосси поднялся. Хотелось сказать ему что-нибудь про его благовоние. Или про дыхание на моем лице. Он выпрямился, но вагон опять качнуло, и он ухватился за мою руку.

На площадке нас встретили пять стражей и известили: вы высадились в Мунгунга, второе древо. Повели нас по крутому каменному мосту с бойницами по обеим сторонам дороги сначала в мою комнату, где меня и оставили, а потом, полагаю, в комнату Мосси. Моя выглядела так, словно сама свисала с громадного древа и была подвешена на тросе. Не знаю, куда отвели префекта. А эта была очередная комната с кроватью, к чему я уже начинал привыкать, хотя зачем кому-то нужно мягкое ложе, понять так и не смог. Чем больше твоя постель напоминает облака, тем меньше окажешься ты настороже, если беда поднимет тебя со сна. Только великая это придумка – спать в постели. Имелась вода для мытья и кувшин молока для питья. Я подошел к двери, и та открылась без моего касания. От такого я встал и оглянулся – дважды.

Наружным балконом служила узенькая (может, в две ступни шириной) свободная площадка с веревкой на уровне груди, не позволяющей пьяницам слететь к предкам. За этим древом стояли два других, а позади них еще несколько. Я ломал голову, подыскивая более точное слово, чем обширный, что-нибудь, подходящее для такого большого города, как Джуба или Фасиси, только когда все громоздится вверх и разрастается в небо, а не рядом и не расходится вширь. Неужели те дерева еще росли? Во многих окнах мерцал огонь. Из некоторых окон доносилась музыка, обрывки звуков носились по ветру: застолья, перебранки мужчины с женщиной, соития, рыданий, голосов на пределе связок, – они порождали шум, и никто не спал.

Еще это: закрытая башня без окон, зато куда сходились и откуда выходили все тросы, по каким двигались вагоны. Королева была права, говоря, что Долинго не на колдовстве держится. Только на чем-то оно держалось. Ночь уходила, покидая нас, покидая людей, не собиравшихся спать, покидая меня, гадавшего, о чем Соголон говорила с Королевой и где она сейчас. Может, как раз поэтому понадобилось больше времени, чем следовало бы, чтобы учуять на себе этот запах. Мирры. Я потер грудь, накрыл горстью нос и вдыхал запах, словно упивался им.