– На Малангике все дела делают.

– Только то, что он покупает, очень немногие из вас продают.

– Так ступай и проверь этих немногих.

– Уже. Четверых до тебя, к одному после тебя наведаюсь. Пока мертвяков четверо.

Старичок примолк, но лишь на мгновение. Женщина с ребенком продолжали есть. Лицо его было обращено к жене, но глазами он следил за мной.

– Не на глазах моих жены с сыном, – произнес он.

– Жены с сыном? Это жена, а это сын?

– Да, не надо…

Я метнул оба ножа: один попал женщине в шею, другой воткнулся мальчику в висок. Оба задрожали и затряслись, а потом упали головами на стол. Старичок закричал. Вскочил, подбежал к мальчику и обхватил его голову. Цветок на той голове увял, и что-то черное, густое медленно потекло у парня изо рта. Старичок завыл, заорал, зарычал вовсю.

– Я ищу того, кто на Малангике дела делает.

– О боги, гляньте!

«Теперь ты детей убиваешь», – произнес знакомый мне голос.

– То, что он покупает, продаешь, как известно, ты, – сказал я старичку.

«Sakut vuwong fa’at ba», – ответил я на прозвучавшее в мыслях.

– О боги, горе мне! Горе мне! – кричал старичок.

– Торгаш, когда б хоть какой-то бог глянул, что бы сказал он про тебя и твою гадостную семью?

«Были голоса, ты слышал, как они говорят: мы были гадостной семьей», – нашептал знакомый мне голос.