– Я ищу человека, что приходит к тебе за сердцами. Сердцами женщин. Ты иногда подсовываешь ему сердца мужчин, думая, что он никогда не узнает. Он знает.

– Какое у тебя с ним дело?

– Не твоего ума дело.

– Я торгую золотым песком, изделиями мастеров речных земель и фруктами с севера. Ничем таким я не торгую.

– Верю тебе. Ты на Малангике живешь потому, что тут тебе плата за жилье подходит. Сколько она составляет: одно сердце каждые девять дней или два?

– Ступай, и пусть десять демонов поимеют тебя.

– На Малангике каждая живая душа на мой зад зарится.

Он вновь уселся во главе стола.

– Оставь меня. Дай похоронить моих жену и ребенка.

– В земле? Разве ты не намерен их посеять? – Я стоял рядом с ним. – Ты знаешь того, о ком я говорю. Тебе известно, что он не человек. Кожа белая, как каолиновая глина, так же, как и плащ его с черной каймой. Ты разок его видел и подумал еще: «Вот те на! У него плащ, как из перьев». Ты подумал, что он красавец. Все они красавцы. Скажи мне, где он обитает.

– Говорю тебе – катись отсю…

Я прижал его руку своей и отрубил ему палец. Он заорал. Слезы ручьями полились у него по щекам. Я взял его за глотку:

– Пойми кое-что, мужичок. Внутри у тебя страх сидит, я знаю. И ты должен бояться птицы-молнии. Он зверюга великих страданий и явится за твоим сердцем, а не то обратит тебя в такое, что ты вовеки покоя знать не будешь.

Я встал и его поднял так, что его глаза оказались почти вровень с моими.

– Только знай вот что. Я стану обрубать тебе пальцы, руки, ноги по кусочку, пока ты не останешься вовсе без пальцев, рук и ног. Потом я взрежу кожу тебе вокруг макушки и сдеру с тебя скальп. Потом я тебе член ленточками порежу так, что он станет похож на юбку из травы. Я пойду вон туда, возьму факел и каждую ранку тебе прижгу, чтобы ты живым был. Потом я подожгу твоих дерево-сына и лозу-жену, чтоб ты никогда уже не смог вырастить их вновь. И то будет всего лишь началом. Ты понимаешь, мужичок? Не сыграть ли нам в другую игру?

– Я… я никогда не трогаю живое, никогда не дотрагиваюсь до них, никогда, никогда, только до только что умерших, – сказал он. Я схватил его руку, истекающую кровью из обрубка пальца. – Дорога слепых шакалов! – заорал он. – Дорога слепых шакалов. До того места, где все тоннели обрушились и где в камнях всякие твари живут. На запад отсюда.

– Какие-нибудь колдовские штуки по дороге, вроде той ямы, в какую ты хотел, чтоб я угодил?

– Нет.

– Один колдун говорил мне, что нет человека, кому был бы нужен правый средний палец.

– Нет! – заорал он и так же продолжал выкрикивать слова во всю глотку. – Нет никакого колдовства на дороге, ни одного моего. Зачем оно ему? Ни один человек не ходит той дорогой, если только не собрался с жизнью расстаться. Даже ведьма ни одна не пойдет, даже призрак собаки не пробежит. Даже память там не живет.