Элли.

Деревни находились в такой глуши, что вряд ли кто-нибудь успел послать за ними погоню. Но Торн все равно настоял на дополнительных охранниках, и Жавелю пришлось признать его правоту. Из-за дождей уровень воды в Крите поднялся, и, чтобы перевезти клетки через Бет Форд, понадобилось много людей. К тому же не мешало быть особенно осторожными: Баннакер работал в спешке, да и мортийская сталь была дорога, так что клетки, сколоченные из простого дерева и рассчитанные на пару поездок, являлись весьма удобной мишенью.

– Пожалуйста, – заныла женщина в клетке прямо рядом с Жавелем, который даже подпрыгнул от неожиданности. – Мои сыновья. Прошу вас. Нельзя ли им ехать со мной?

Жавель закрыл и снова открыл глаза. С детьми приходилось хуже всего, как и во время каждой отправки. Но Торн объяснил, что для Красной Королевы дети особенно ценны – пожалуй, даже ценнее всего остального. Некоторых Жавель посадил в клетки собственноручно: двух маленьких девочек из Лоуэлла, грудного младенца и карапуза из Хейвена и малышку из Хеймаркета, которую он вытащил прямо из колыбели. Клетки с детьми шли четвертой и пятой по счету, прямо в середине каравана, и он благодарил Бога, что его не назначили охранять их, хотя детский плач был слышен отовсюду. Малыши, особенно те, кого еще не отлучили от груди, первые два дня плакали почти беспрерывно. Теперь они, к счастью, умолкли, как и большинство пленников, глотки которых пересохли настолько, что они уже не могли кричать. В запасах Торна едва хватало воды для охранников и мулов: по его словам, еще несколько литров на каждого слишком замедлили бы их передвижение.

«Пока что ты мне нужен, – думал Жавель, глядя на Торна сквозь прутья клетки. – Но если попадешься мне как-нибудь ночью один, в Кишке… то тебе меня не задурить».

– Пожалуйста, – снова прохрипела женщина. – Дайте мне моего младшего, моего малыша. Ему всего пять месяцев!

Жавель снова закрыл глаза: и почему он не посадил ее в другую клетку? У нее были светлые волосы, точь-в-точь как и у Элли, и когда он вырывал ребенка у нее из рук, его внезапно осенила страшная мысль: Элли видит его. Каким-то образом она видит все, что он натворил. Эта уверенность немного ослабла по мере продвижения каравана, но возникла новая проблема, о которой он не подумал раньше: как он объяснит Элли ее освобождение? Она была добродетельной женщиной и скорее умерла бы, чем оплатила свою свободу страданиями других. Что она скажет, когда все узнает?