– Эй, Ив! ИВ! – Ивен оглянулся и увидел своего брата Питера, вцепившегося в фонарный столб одной рукой и бешено машущего другой. Питер показал за себя, и Ивен увидел, что пришли все: Артур и Дэвид, его младшие братья, и Па. Даже с середины улицы Ивен видел, что Па так тяжело опирался на руку Артура, что иначе бы просто упал. Ивену ужасно хотелось помахать Па, но он не мог: королевскому стражнику было не положено, а он чувствовал, что Булава наблюдает за ним, ожидая, что Ивен допустит ошибку. Па не помахал ему, он был слишком слаб. Но его старческие глаза сияли от счастья, и он улыбнулся сыну, проезжавшему мимо.

Когда они въехали в лабиринт узких улиц, которые вели к Круглой площади, Ивен наконец снова обратил свое внимание на повозку. Толпа следовала за ними, истошно крича, но теперь Ивен их не слышал. Раньше он и подумать не мог, что одно-единственное мгновение в жизни может быть таким важным. Он стал королевским стражником, и Па видел это и гордился им.

* * *

Первые несколько минут Келси удавалось убедить себя, что толпа просто выражала здоровый гнев. Семнадцать лет королевской лотереи требовали выхода, а Торн был отличной мишенью: стоял себе в фургоне, беззаботно улыбаясь, словно ему не было никакого дела до целого мира. Можно было подумать, будто он отправляется на воскресный пикник, а не на собственную казнь. Толпа швырялась в него тухлятиной, вереща, и к тому времени, как процессия достигла Круглой площади, Келси уже не могла обманывать себя относительно происходящего. Толпа окончательно превратилась во взбесившееся стадо, продолжавшее накручивать себя по мере продвижения процессии.

Круглая площадь – широкий овал в центре города, неровно замощенный камнем, – была неформальным центром Нового Лондона. Она служила удобным местом встреч, потому что стояла на пересечении пяти улиц, а по периметру была усеяна трактирами. Но сегодня главной достопримечательностью площади служило высокое деревянное сооружение: эшафот, за неделю сколоченный артельщиками. Платформа оказалась выше, чем ожидала Келси, чуть ли не десять футов высотой, и сама виселица, казалось, нависала над беснующейся под нею толпой.

С перекладины свисали три перевитых веревки с петлями на концах. Две уже были завязаны на шеях Лиама Баннакера и брата Мэтью. Келси ожидала, что Арват будет противиться: строго говоря, только святой отец имел право приговаривать кого-либо из своих людей к смерти. Но от святого отца не было ни слуху ни духу несколько дней: ни жалоб, ни требований. Он чего-то ждет, сказал Булава, но если Лазарь и знал, чего именно, то ни с кем своими знаниями не делился.