Келси надеялась, что при виде веревки Торн дрогнет, хоть немного, но тот продолжал широко улыбаться, а толпа кричала все громче, и ее ярость подпитывала его улыбку, а его улыбка умножала ярость толпы, пока не начало казаться, что наступил конец света. Куда бы Келси ни взглянула, она видела чистую ненависть: глаза, лица, рты буквально горели ею. Даже беженцы – крестьяне с Приграничных холмов и из Восточного Алмонта в толстых штанах с заплатками и свободных рубахах – пришли в город посмотреть, как Торна повесят. Одному лишь Торну, казалось, было все равно.
«Должно же быть хоть что-то, – думала Келси, не отрывая от него взгляда. – Что-то, что сломало бы его».
Она оглянулась на Булаву, но Лазарь не спускал внимательных глаз с того парня, Ивена, опасаясь, как бы тот не отвлекся. Булава считал пустой тратой времени всю возню вокруг Ивена. Что ж, есть вещи, которые старому воину ни за что не понять. Келси задумалась, раз, наверное, в тысячный, что же такое случилось с ним, что сделало его столь невосприимчивым к доброте. Пожалуй, эту шахматную партию Торн выиграл: Королева не могла выбросить из головы мысли о Булаве, о том загадочном детстве, в котором Лазарь, Торн и Бренна как-то пересекались. Но спроси она Булаву прямо, тот бы не ответил, а прикажи она ему, она стала бы тираном, а старый вояка не ответил бы все равно. Торн не проронил больше ни слова, даже в последние минуты, но Келси сдержала свою часть уговора. Бренну теперь держали в самой Цитадели, к счастью Келси, пятью этажами ниже Королевского Крыла. И каждый день неудачливому стражнику приходилось спускаться вниз, принося узнице еду и охраняя ее камеру в течение всего дня. Булава стал наказывать стражников этим нарядом за мелкие провинности, и, по его словам, такая практика оказалась на удивление эффективной.
Возможно, Келси следовало бы расспросить Бренну о происхождении Булавы, но она не могла себе представить, чтобы альбиноска стала ей что-нибудь рассказывать. Королева подумывала привести Бренну на площадь, но в конце концов решила, что это было бы чрезмерно жестоко. А теперь пожалела о своем решении – что бы отразилось на лице Торна? Ее выводило из себя, что один безжалостный ум скрывал ответы на столь многие вопросы.
Келси с удовольствием отметила, что, по крайней мере, недюжинные габариты Ивена пришлись здесь как нельзя кстати. Когда фургон остановился, Ивен крепко держал Торна за руки, пока Элстон возился с узлами. Обычно Элстон работал в паре с Киббом, но Булава еще проверял его, пытаясь выяснить, что изменилось после его болезни. Кибб изменился, даже Келси это видела. Он реже пел, реже смеялся и казался больше погруженным в себя. Время от времени Келси ловила на себе его взгляды: он озадаченно хмурился, словно пытаясь разгадать какой-то шифр, понятный только им двоим.