Отец Бана был мертв двенадцать дней.

Свет фонаря дрогнул, и Бан понял, что это он дрожит.

– Мне было интересно, придешь ли ты сюда, – произнес Рори из глубокой тени за первым рядом пыльного вина.

– Брат, – сказал Бан.

– Я не брат тебе, не так ли? Был ли я когда-нибудь тебе братом?

– Прости меня. – Это не принесло Бану никакого облегчения, хотя он сказал, что думал, это было правдой. Бану было жаль – жаль, что Рори больно и что Эрригал умер. Как и того, что его брат не хотел бы ничего так сильно, как умереть вместо отца. И ему было жаль, что Рори сейчас смотрит на него с таким отвращением. Но Бан не жалел о своем выборе, хотя и подозревал, что должен был. Он не пожалел своего отца, который больше не мог беззаботно шагать по жизни, неприкасаемый, как звезды, которым он так поклонялся. Это был выбор и Эрригала тоже: его неуместное доверие и испорченные страсти привели старого графа сюда, в холодную подземную гробницу. Его сыновья на войне.

Рори фыркнул и вышел на свет. Он положил руку на отцовскую грудь и поднес бутылку вина к губам. Большая часть уже была выпита.

Братья смотрели друг на друга поверх трупа отца. Бан зажег фонарь в алтаре и потянулся за бутылкой. Рори шлепнул его по руке.

Бан пил, не сводя глаз с запачканного, сердитого лица Рори.

Рори забрал вино обратно.

– Я должен надеяться, что ты выживешь или умрешь завтра?

– Умру, я полагаю, – злобно сказал Бан.

Рори бросил бутылку об стену; она разбилась на три части, которые ударилась о каменный пол и разлетелись вдребезги. Рори тяжело дышал, но Бан даже не вздрогнул.

– Иногда я тебя ненавижу, – прошептал Рори.

Бан кивнул.

– Я не заслужил это, – сказал Рори.

– Я не делал тебе больно.

Губы Рори сжались в мрачную линию.

– Ты умрешь.