Последние слова прибавляют сил.
Джэд обладает удивительным качеством – способностью смеяться тогда, когда впору плакать. За восемнадцать лет не упомню момента, когда б он падал духом. Вот кому стоит посвящать хвалебные оды!
Коли созданы сотни миров, Нам вдвоём суждено их пройти, Рассмотреть, восхититься и вновь К своему обратиться пути, Насладиться рождением звёзд, Любоваться парадом планет И опять возвратиться на Мост, В мир, где мы появились на свет. Чтобы, солнца чужие узнав, Осознать, что бесценно своё, И, любовь до конца испытав, Ощутить – нет сильнее её».«Вот скажи мне, – блеск невероятно синих глаз, – зачем ты стремился на конкурс поэтов? Если знаешь, что для меня есть только один – самый лучший?»
«Кто?» – растерянно спрашиваю я.
«Ты, оболтус! – хихикает Джэд. – Выбрал мир, где я тебя даже поцеловать не могу!.. Не говоря о большем».
Да уж…
То, что читают следующие подхалимы, меня уже не интересует. Вместо этого я изучаю зрителей. Большинство из них лишь изображает бурный восторг: глаза остаются безучастными. А некоторые откровенно скучают, считая себя выше притворства. Женщины и вовсе тихонечко переговариваются друг с другом. Моя соседка шепчется с такой же закутанной девицей, и предмет их пересудов явно не патетично воздевающий кверху руки важный шэньриец, превозносящий непревзойдённую мудрость эйшага.
– Вергийка!..