На обратном пути, сидя в кэбе, Грэйс прикрыла глаза от усталости, но перед ее мысленным взором проплывали разные картины. Ей никогда не приходилось видеть, как падает каменная стена, но Мацумото в свое время показывал ей фотографию Вороньего замка. По его словам, он был намного меньше, чем некоторые грандиозные старинные замки юга, разрушенные за последнее десятилетие, но, тем не менее, это было колоссальное сооружение, стоящее на волнообразно изгибающихся внутренних стенах над черным озером. Она думала о том, сколько может весить один камень из стены, сколько камней ушло на такую стену и что произойдет с человеческими костями, если на них обрушится вся эта тяжесть. Вряд ли после такого останутся хоть какие-то кости.

– Вестминстер, мисс, – язвительно произнес возница.

Грэйс выпрямилась и, открыв глаза, поняла, что кэб остановился не меньше минуты назад. Сквозь окошко экипажа желтый свет уличного фонаря отбрасывал колеблющуюся тень на ее колени. Она вышла из кэба и рассчиталась с кучером. От усталости у нее ныли суставы, она двигалась с трудом, как несмазанный механизм.

Поднявшись по лестнице, она открыла незапертую дверь номера. Лампы, которые она не погасила перед уходом, все еще горели. Часы на каминной доске проиграли короткую мелодию, стрелки показывали половину двенадцатого, и пол затрясся, возвещая, что поезд под землей отошел от станции «Вестминстер». Грэйс выдохнула и приложила ладони к вискам, зацепившись за волосы подаренным ей Таниэлем по случаю помолвки кольцом.

Садясь, она выронила из кармана соверен, и он закатился под кресло. Орел. Грэйс подняла монету и представила возбужденный эфир, смыкающийся над бесплодным шансом выпадения решки. Погребенные под ним решки, груды решек были повсюду: это были призраки Грэйс, заваривающей чай, запирающей дверь, стоящей у окна, делающей все то, к чему она подсознательно готовилась в последнее время. Ей виделись смутные силуэты женщины, которая должна была завтра к десяти прийти убираться, и гостей, которые еще не до конца определились, какую комнату им хотелось бы занять. Частицы эфира были настолько мелкими, что отклонились от основной директории под воздействием пульсирующих нервов в чьем-то мозгу на расстоянии десяти миль. Или, может быть, ста.

Грэйс повертела монетку в руках и подбросила ее опять. Орел. Орел. Орел, как бы это ни было смешно. С каждым разом, подбрасывая монету, она в глубине души надеялась, что вероятность выпадения орла уменьшилась, но шансы по-прежнему оставались равными. У этого процесса отсутствовала память. Монета ничего не желала знать о том, что орел выпадал уже четыре раза подряд. Перед каждым подбрасыванием эфир разбивался на два потока, и всегда с равнозначным прогнозом для обоих. Неважно, кто и зачем бросает монету. Шансы всегда будут одинаковыми, всегда столь же непредсказуемыми, даже если по какой-то невероятной случайности орел выпадет двадцать раз. Конечно, ведь именно на этом принципе работает механизм внутри Катцу.