– Идут сюда! – завыл Юрген. – Воистину мертвые восстали из могил. Ибо пришел День Суда… Сам Господь сойдет с небес на слово и глас ангельский, на звук труб Божьих. А умершие во Христе восстанут первыми…
– Вы слышите где ангельские трубы?! – рявкнул поляк. – За работу, а не то вместо гласа архангела раздастся свист моего канчука! За работу, шутовские вы колпаки, а не то всем нам глотки перегрызут!
Слугам и корчмарю не пришлось повторять дважды. Но толстяк-купец затрясся от злости и отошел в угол, водя за рыцарем глазами, красными от ярости. К счастью, Марчин с Яном побежали к главным дверям, что вели в проездную прихожую, затворили их со стуком, наложили засовы, подперли двумя дубинами. Доброгост отправился на чердак за оружием, Жвикулис, корчмарь и молодой слуга купца захлопнули ставни в алькове и общем зале, закрыли их на засов, не затворяя окон. Вийон проверил, нет ли в конюшне вторых дверей, закрыл заднюю дверь и ставни в комнате по другую сторону прихожей, подпер бревном. Последний из слуг – Якса, кажется, – занялся раненым Юргеном. Вскоре перевязанный и перебинтованный немец втиснулся в угол между бочками и стеной. И трясся там, как осока на ветру, клацая, словно безумец, зубами, но не мешая военным приготовлениям.
Потом все, тяжело дыша, собрались в центре комнаты. Доброгост молча раздавал оружие – мечи, корды, три хороших немецких арбалета. Ян из Дыдни опустил самострел вниз, воткнул ногу в стремя, размашисто покрутил рукоятью, мигом натянул лук. Защелка щелкнула, когда тетива зашла за нее, крючок придержал ее, а рыцарь вложил в желоб толстую стрелу с железным наконечником.
А потом все услышали приближающееся мертвое зло. Медленный шелест, шорох шагов множества людей, адских стрыг или умерших, которые по какой-то удивительной причине не желали лежать во гробах. Жена трактирщика заплакала жалобно, дите запищало, слуга купца рухнул на колени, сложив руки, будто для молитвы. Трактирщик крикнул, перекрестился несколько раз. Плакал, трясся и молился.
– День Суда, – горячо прошептал окровавленный Юрген. – Се наступил День Суда, братья. Конец света,
– Что за глупость! – зарычал Кершкорфф из Кенигсберга. –