– Исусе Христе! – охнул поляк. – Пресвятая Богородица…

И замолк, выпустив меч и оставив его в груди стригона.

– Дверь! – рыкнул Доброгост. – Двери заприте, дураки!

Вийон прыгнул вперед, словно атакующий бык. Ударил плечом в шершавые доски, навалился на створку, почувствовал сопротивление, уступавшее, однако, под его напором. Доброгост пришел ему на помощь с другой стороны. Одним пинком отбросил назад первого стригона, прижал створку к коробу, размахнулся кордом и мощным ударом отрубил в локте руку, что вклинивалась между дверью и фрамугой. Вийон поднял железный шкворень, заложил им дверь, сунув сверху в металлические втулки, Доброгост же помог ему забить железо рукоятью корда.

– Бегите! – кричал безоружный Марчин из Мышинца, уходя от стригона. – Убейте его! Ну же!

Доброгост пошел с кордом на мертвяка. Рубанул в левый бок, со свистом рассек грудную клетку, добавил поперек хребта, снизу, распорол живот с отвратительным скрипящим звуком, лишив тем самым мертвого пары фунтов требухи.

Но стригон продолжал идти, в том же темпе продвигаясь в сторону Марчина, воя и тихо постанывая.

– Умирай, сучий потрох! Сгинь, сатана! – рявкнул Доброгост.

– В сторону! – крикнул Ян из Дыдни. Молниеносно поднял нюренбергский арбалет, вскинул его к щеке и потянул за спусковой язычок. Стрела свистнула, мелькнула размытой полосой в воздухе и воткнулась прямо между глаз умершего. И тогда случилось чудо. Проклятый замер, затрясся, а потом свалился на глинобитный пол, словно мешок вонючего сала. Установились тишина и покой.

– Говорил же я, что это стригон, – сказал Марчин из Мышинца. – А нет против него лучшего способа, как в голову из арбалета выстрелить либо снять ее с плеч. А все те заклинания да инвокации не что иное, как чародейские глупости, летавцев притворство да лжа алхимическая.

– Трактирщик, вина! Давай-ка сюда венгерское да молдавское! – выдохнул Ян из Дыдни. – Все в зал! Вперед!

4. Danse Macabre

4. Danse Macabre

Мертвецы, или, согласно славной польской номенклатуре – стригоны, вомперы либо упыри – медленно бродили по улицам Саарсбурга. Вокруг домов, мимо лавок. Живые трупы, движимые дьявольскими силами. Хоровод проклятых и призраков, что населили покинутый город. Ни у одного из них не было ни грана гордости иль гордыни. Богатые патриции городского совета шли рядом с нищими, священники – рядом с оборванными ворами и шельмами, мастера – рядом с учениками. Уважаемые матроны рвали на куски человеческую плоть рядом с наряженными в кармазиновые котарди шлюхами, так как, по слову Священного Писания, смерть уравняла все сословия, всех богатых и бедных.