Проход отворялся медленно, словно глотка адского дракона, открывая мокрую, залитую мелким дождем улицу и серую толпу сгрудившихся перед трактиром фигур.

– Бей-убивай! – крикнул первый из рыцарей. А Марчин из Мышинца, склонившись в седле, чтобы не задеть головой о низкие стропила, орал во весь голос:

Вийон ударился плечом в стену, разве что благодаря заступничеству богославной Марии избежав ударов подкованных польских жеребцов. Готов был поклясться, что их копыта воткнулись в глинобитный пол не более чем в полупальце от его ног.

А потом уже все поляки подхватили разом, купно с Доброгостом и Жвикулисом:

Удар рыцарской атаки был страшен. Разогнавшиеся лошади ворвались в сбитую группку плебеев, расшвыривая стригонов, ломая кости и черепа, кладя противников покатом, словно поле пшеницы топча. Ян из Дыдни рубил мечом так, что ветер выл под клинком: одним ударом снял с плеч голову в кожаном чепце, добавил с другой стороны, подбривая башку стригона легко, как спелое яблоко.

– Вперед! – крикнул Якса. И было это, пожалуй, первое слово, которое Вийон услыхал из его уст.

Они помчались за рыцарями.

Ворвались в дыру, в проход, пробитый в толпе лютой яростью скакунов и их рыцарей, перескочили через изломанные, трясущиеся, бьющиеся в конвульсиях тела. Поэт рубанул коротко, разваливая чье-то плечо, ткнул острием в глазницу милой девицы, которая направилась к нему по единственной причине – ведомая порочным желанием и голодом, что повелевал ей жаждать куска горячей плоти из тела поэта. Он выдернул меч и прыгнул в ту сторону, откуда доносился вой стригонов, ржание коней и яростный рык поляков. И песнь, взлетающая над полем битвы.

Они пробились сквозь первые шеренги врагов вокруг корчмы. Вийон краешком глаза приметил, как корчмарь и его жена захлопывают ворота, ведущие в трактир. А потом полукруглый потолок корчмы исчез, скрытый толпой оживших мертвецов.

Рубя, коля и топча, они добрались до небольшой ратушной площади. Конь Яна из Дыдни заржал, встал на дыбы, когда на грудь его бросился трясущийся, полуразорванный труп, тянущий за собой длинную, словно покаянная цепь, веревку потрохов. Прежде чем всадник сумел справиться с конем, тот ударил закованным в железо задом в лавку с тканями, она повалилась под его тяжестью, разбрасывая вокруг катушки с нитками, запонки, кружева…

Вийон, бежавший что было духу, догнал рыцарей и слуг. Пригвоздил клинком к булыжникам стригона, ползавшего в грязи, волоча за собой перебитые ноги, словно рак – свою жопку. Отрубил руку, схватившую его за робу, проскочил между двумя уродливыми гномами в кожаных фартуках, один из которых еще держал кузнечный молот.