– И стрелы к арбалетам! Доберемся плебеям до жопок!

Быстро и умело они хватались за оружие. Вийон поднял небольшой кавалерийский щит, перекинул себе через спину самый легкий из арбалетов и стрелы к нему, ухватился за ручную рушницу, мешок с пулями, два рога с порохом на подсыпку и в ствол. Доброгост вручил ему длинный белый шнур, а когда Вийон глянул на него вопросительно, быстро вкрутил тот в верхний ходунок замка рушницы.

– Это фитиль, – пробормотал. – Не нужно прижимать его пальцами, как в гаковнице. Достаточно зажечь, подсыпать и потянуть за спуск. Выстрелит точнее, чем бомбарда.

Рыцари перевесили себе на плечи арбалеты, схватили каждый по гаковнице.

– Быстрее! – крикнул Жвикулис, который, приоткрыв ставни, выглядывал сквозь щель на рынок, где между лавками приближалась волна мертвого народа. – Идут на нас! Таран несут!

Вийон не выдержал и, выглядывая, тоже приник к щели. Площадь перед ратушей была забита людьми, словно город собирался жечь ведьму или устраивал какое-то интересное зрелище. Стригоны толклись у дверей, бились в нее лбами и руками, лезли отчаянно, подгоняемые мертвецкой злобой и наверняка единственным желанием, которое осталось еще в их неразумных башках, – звериным, ненасытным голодом до людского тела.

Но дураками они не были. Не бились лбом в запертую дверь, будто стадо баранов в ограде. Вийон заметил немалую группку мещан и нищих, тут и там облаченных в белые августинские сутаны, и группка эта медленно перемещалась в сторону ратуши. Вомперы волокли длинное серое бревно, которое заканчивалось поперечиной. Поэт на миг засомневался, в своем ли он уме. Это была виселица – городская воровская погибель, вырванная из земли за заставами. Длинная конопляная веревка еще свисала с крюка, а петля охватывала свернутую шею несчастного, который еще утром колыхался, повешенный между небом и землей. Теперь же он медленно переступал ногами, помогая своим побратимам нести толстое бревно виселицы на погибель живым.

– По коням! – рявкнул Ян из Дыдни, едва лишь глянув сквозь щель в ставне на боевые приготовления стригонов. – Гаковницу набивать картечью! Арбалеты взвести!

Раздался стук всыпаемой в стволы свинцовой дроби, потом шорох пробойников, уплотняющих заряд, наконец тихий шелест пороха, засыпанного на запал и на полку. Доброгост высек огонь, поджег фитили, которые засветились во тьме, словно болотные огоньки.

– Вниз!

Двери ратуши еще держались, хотя отвердевшие ладони проклятых ударяли в них, будто крупный град в осеннюю непогоду. Под низким потолком отвечало им эхо, словно зерна фасоли падали через равные промежутки на кожу боевого барабана.