Он посмотрел на нее так, как мог бы посмотреть Реннан Орбо, ее отец, если бы только был здесь.

— Время такое, госпожа, ничего от нас не зависит. Как Боги положат, так оно и станет.

«От меня зависело, — могла бы она ответить. — Я приказала Мартину не продавать браслеты. Если бы их не было, мои люди, мои домочадцы были бы живы. Моя семья. Наша семья. Они погибли в когтях тварей из-за меня. Из-за меня!»

Но она молчала. Эти слова убили бы старого конюха, как ее глупый приказ убил всех остальных обитателей поместья де Крисси-Штерн.

Вместо того чтобы сказать невозможное, она наклонилась к Лаки и почти неслышно попросила привести его Зверя; парень кивнул, а сама она с горьким, задавленным в груди вздохом подумала, что по собственной глупости не может показать верному слуге своего грифона.

Изящная рыжая с серебряным отливом лошадка процокала в зал и, остановившись рядом со стариком — люди подались в стороны, пропуская ее, — ткнулась мордочкой в плечо, в щеку, в подставленную ладонь. Ощутив прикосновение шелковистого нежного носа, старый конюх оторвал гаснущий взгляд от любимой госпожи, и в глазах его снова вспыхнул свет — слабый и далекий, но живой. Морщинистая рука легла на чуткие уши, со знанием дела провела по гладкой шее, ласково почесала холку.

— Какая красавица… — вымолвил Серж, осторожными движениями лаская живое серебро шкуры. — Это же Зверь Небес, да? Повидал на старости лет, теперь уж точно помереть не страшно…

Воспользовавшись тем, что Серж отвлекся на волшебную лошадку, Жозефина, все это время державшая руку на его плече, попыталась поделиться через прикосновение своей Жизненной Силой — и не смогла. Тело и дух были слишком измотаны и страшной виной, и скачкой почти без сна и отдыха, и облегчением исполненного долга. Животворный поток проливался в пустоту, не принимаемый Узором исцеляемого.

— Хорошая лошадка… — говорил Серж, гладя ластящегося к нему Зверя, проводя опытными, чуткими пальцами по мягкому теплому носу, по бархатистому храпу, у опушенных длинными ресницами глаз. — Только вот, простите, госпожа, розог бы тому местному конюху, кто ж так за животинами-то следит…

Отказываясь верить, Жозефина не прекращала попыток, но уже помимо воли чувствовала, как ускользает из-под пальцев жизнь — жизнь того, кто был частью ее семьи с самого детства, кто баюкал ее на коленях, кто встретил ее со всем уважением как полноправную хозяйку особняка и кто единственный выжил в пожарище, сотворенном ее глупостью…

Щеку согрело дыханием: это Лаки, стоявший потупившись после упрека старого конюха, вдруг придвинулся, наклонился к уху девушки: