Он криво усмехнулся. Он, полукровка, никогда не сможет этого сделать. Да и Софи смертная. Нет, не будет для них эльфийского волшебства. Они никогда не взрастят древо, у них не будет ни детей, ни толкового союза, признанного народом. Ничего у них не будет, кроме этого жалкого времени, украденного у судьбы, которое теперь будет всем счастьем, что у него было.
Он лежал, глядя в темный потолок. Он не хотел, чтобы эта ночь, ночь, когда он еще видел ее, заканчивалась.
– Спи, глупец, – сказал он себе вслух. – Ты жалок…
Но веки его не смыкались. Он не выдержал, вскочил и пошел в гардеробную. Открыл шкафы и стал с яростью вытряхивать ее платья на пол. Он швырял их, безжалостно стаскивал с вешалок, выгреб все белье и сорочки.
– Пропади! – он пнул горку одежды, отвернулся и прислонился лбом к дверце шкафа.
Если бы он мог, как Софи, облегчить душу слезами. Но глаза его были сухи.
Он понуро переступил одежду, сходил и принес коробку. Он сложил все ее платья, бережно осторожно, одно к одному. Нет, он не верил, что однажды она вернется и снова наденет их. Не бывать этому. И все же он уложил их аккуратно, потом белье и сорочки. Закрыл и унес в ее комнату.
Над изголовьем ее кровати горела гирлянда.
Линар хмуро вытащил ее из розетки и уложил в коробку к одежде.
Он зажег свет. Прошел по всему дому, собирая ее вещи – перчатки, обувь, заколки, тетради…
Ее больше нет в его жизни. Пусть боль останется только этой ночи.
Он уложил все в коробки, оставил в ее комнате и последний раз оглянулся. На подоконнике стояла коробка. С гримасой боли Линар отодвинул занавесь и взял ее в руки. Губы его задрожали.
– Почему ты не забрала его? – прошептал он. – Не хотела напоминаний? Все оставила мне? Как великодушно!
Гнев вскипел в нем. Он рванул замок на шкатулке, чуть не разорвал ее пополам. Венец был там, красивый, яркий тяжелый. Такой полагается Госпоже Сердца в день союза. Союза… которого никогда не будет! И даже память о котором Софи не пожелала взять с собой!
Листья и ягоды из метала и камней впились ему в ладони. Он разорвал Венец пополам, искривляя и сминая. Рука, которую он ободрал об кнам, вспыхнула болью. Вторая, порезанная об острые края метала, закровоточила. Линар бросил обломки в коробку и закрыл ее крышкой.
Впервые за эту ночь ярость, чистая злоба на Софи, овладела им. Вот ее доброта! Вот ее благодарность! И ее клятвы! И ее…
Он запрокинул голову и закрыл глаза.
Не клялась она остаться с ним навсегда. Он вырвал у нее эти слова в томной неге ложа. Что он сам мог пообещать, когда осыпал ее поцелуями, когда…