Светлый фон
Цель у каждого была своя: студенты последнего года обучения весьма сносно умели отбиваться от попыток проникнуть в их мысли, пусть при должном старании пробить их оборону и было возможно. Где-то в глубинах бесполезных знаний пряталось число, которое Зария выдала им днем ранее на клочке бумаги – четырехзначное, дабы избежать случайного попадания, – и дети намеренно уводили чужака от воспоминания о том, где оно запрятано. Крохотная, хрупкая леди, которой не повезло стать моей партнершей в столь интимном процессе, сложила записку вчетверо и заткнула ею щель, сквозняк из которой докучал ей по ночам. Я похлопал девочку по плечу, и она послушно отошла в сторону.

– Две тысячи семьсот три, – отчеканил я гулко.

– Две тысячи семьсот три, – отчеканил я гулко.

Зария взглянула на ученицу. Та смущенно кивнула, будто извиняясь за то, что не сохранила секрет.

Зария взглянула на ученицу. Та смущенно кивнула, будто извиняясь за то, что не сохранила секрет.

Вторым заданием стало подчинение воли: Зария приказала повторить то, что мы делали на зельеварении, но только с помощью тела наших подопечных и с расстояния в тридцать шагов. Девочка поежилась, когда я склонился к ее уху, и едва сдержалась, чтобы не отойти.

Вторым заданием стало подчинение воли: Зария приказала повторить то, что мы делали на зельеварении, но только с помощью тела наших подопечных и с расстояния в тридцать шагов. Девочка поежилась, когда я склонился к ее уху, и едва сдержалась, чтобы не отойти.

– Знаю, я тебе неприятен, но…

– Знаю, я тебе неприятен, но…

– Эгельдор! – тут же взорвалась Зария. Я отстал от других испытуемых на целый шаг – следовало ожидать, что ее терпение лопнет. – Тут тебе не публичный дом!

– Эгельдор! – тут же взорвалась Зария. Я отстал от других испытуемых на целый шаг – следовало ожидать, что ее терпение лопнет. – Тут тебе не публичный дом!

Но я договорил, прежде чем продолжить путь:

Но я договорил, прежде чем продолжить путь:

– …не бойся.

– …не бойся.

Наставление, казалось, не помогло: девочка зажалась еще сильнее, пробиться стало сложнее. Я старательно обходил все личные темы, не залезал в больные воспоминания, искал способы принести как можно меньше неприятностей, ибо захват контроля предполагал подмену личности, а я не желал влиять на столь юное создание – хрупким был не только ее стан, но и разум. Ее взгляд на мир шел рябью от любого контакта с моим, и потому я ставил меж нами стену – только руки вытягивал, чтобы направлять, – и спустя время она расслабилась, подпустив меня к нужной части сознания. В зельеварении девочка оказалась хороша и, как мне подумалось, даже пыталась помочь: пару раз ее ладонь касалась нужного ингредиента за неуловимое, но все же ощутимое мгновение до того, как я ее об этом просил.