Он был ребенком. Я был ребенком. Дети проявляют жестокость, но не все они вырастают в столь же жестоких взрослых. Люди меняются, хоть я сам, как иногда казалось, не менялся вовсе, лишь прогибался под обстоятельства, приспосабливался. Слишком упертый, чтобы на самом деле позволить миру повлиять на меня, чтобы открыться ему. С годами лишь чувства научился прятать глубже, оттого и казалось, будто стал тверже. Но сердце, по ощущениям, в самом деле заледенело.

Может, Маркус был прав, когда сказал, что объявиться здесь – глупая затея.

– Не мешай, – мягко попросила Лорелея, обращаясь к Холдену. – Ты сбиваешь учеников.

– Если это способно их сбить, может…

– Ступай.

И он ушел. Спорить с Лорелеей, как бы ни был учтив ее тон, никто не решался: дочь главы Гептагона хоть и не унаследовала внешнюю суровость, внутренней все же обладала, и даже приторно сладкая улыбка на идеальном молодом лице не была в силах это скрыть.

На этом этапе отбора отсеялось в разы больше кандидатов, чем на предыдущих, что, конечно, логично – в таком порядке их поставили именно из-за нарастающей сложности, – однако я не ожидал, что иллюзии даются многим чародеям с таким трудом. В детстве в этих стенах меня ругали за бахвальство, пытаясь втолковать, что некоторым требуется больше времени для освоения какого-либо навыка. Но я и тогда понимал: не научишься сразу – эта слабость будет отравлять твою жизнь, пока не станет причиной ее конца.