Создавая то, что однажды Лорелея, вероятно, вычитала в какой-то из книг, я чуть отошел в сторону – сцена обещала быть масштабной. Первым в комнате появился огромный камень: светло-серый, высотой в два человеческих роста, стоящий на островке из свежей травы, что едва заметно колыхалась от слабых порывов ветра. Затем из-за него выглянул молодой мужчина в нелепой шапке с торчащим гусиным пером. Он опасливо оглядывался, будто ожидая удара от невидимого противника, и рука, что он прятал за спиной, тревожно дрожала. Где-то вдалеке, словно за окном, возник свист, а позже его источник материализовался в комнате в виде стрелы, пробившей головной убор барда насквозь – он чудом успел пригнуться. Чужая рука затащила его в укрытие и злобно отчитала:

– Совсем безумный! Куда полез? Хочешь…

– …получить стрелу меж глаз? – закончил реальный голос из-за спины.

Я инстинктивно обернулся, отчего иллюзия померкла – всего на несколько мгновений, но этого могло быть достаточно, чтобы отстранить меня за ошибку. Холден стоял в дверях, сложив руки на груди и нахально улыбаясь. Я не стал спрашивать, по какой причине ноги принесли его в чужой кабинет, хотя, безусловно, пылал желанием уточнить, намеренно ли он зашел именно в момент моей демонстрации.

Я взглянул на Лорелею. Та кивнула – медленно, с легкой улыбкой – и указала рукой туда, куда отправляла всех допущенных до следующего испытания. Невидимый, но невыносимый груз упал с плеч: жить с осознанием того, что одна лишь брошенная Холденом фраза лишила меня возможности побороться за статус Верховного, вероятно, действительно омрачило бы дальнейшую жизнь тенью позора.