– Пятьсот тысяч. Полмиллиона жизней. Мне начхать, какая у него могла быть причина. Какое объяснение может заставить это принять?

Никакого. Не было такого объяснения.

– Мы не знаем, что произошло.

– Я знаю достаточно, – рявкнул он. – Я видел руины. Я чувствовал запах костей там, в пыли. Орайя, этого достаточно. Уже хватит.

Я ногтями впивалась Райну в кожу, пальцы дрожали. У меня заболели челюсти, так плотно я их сжала.

А потом голос в моей голове прошептал: «Он прав. Разве этого недостаточно?»

Это не был голос Винсента.

Это был мой голос.

Грань между гневом и печалью тонка. Я на себе узнала, что страх может стать яростью, но ярость легко разбивается, оставляя опустошенность. У меня по сердцу паутиной побежали трещины.

– Должно быть что-то такое, чего я не понимаю. Не мог же он… Не стал бы…

– Почему же не стал бы? – зло бросил Райн, скривив рот в презрительной усмешке. – Жизни ришан. Жизни людей. Они разве для него чего-то стоят? Почему тебе так трудно поверить?

– Потому что я собиралась вернуться ради них.

Я не хотела произносить это вслух. Но словам не терпелось выплеснуться.

– …Потому что он знал. Когда я стала бы его кориатой, я собиралась вернуться, и он знал, что я…

Райн остолбенел. Он стиснул мне руку, потом резко отпустил, встал прямой, как палка.

– Кориатой? – тихо переспросил он.

Я захлопнула рот.

«Не говори ему», – прошептал мне в ухо Винсент.

Но я уже позволила Райну узнать слишком много. Как всегда позволяла ему. И как всегда позволял мне он. И он не мог притвориться, что не слышал сказанного мной, забыть то, что я ему открыла.

– Кориатой?! – В его голосе звенела опасность, как в звуке вынимаемого из ножен меча. – Ты собиралась просить Ниаксию о связи Кориатиса?!