Нет.

Лучше гнев.

Глаза заволокло сине-белым огнем. Меня скрутило. Я стерегла тело Винсента, как волк свое логово, как змея – гнездо.

Что-то внутри меня прорвалось, и что бы ни копилось внутри этого тщательно оберегаемого тайника, оно было неподвластно моей воле. Боль и скорбь – и ярость – текли и текли на волю…

Вдалеке я услышала крики. Они приближались.

Кто-то меня схватил.

Я машинально отбивалась, стараясь вырваться. Свой Ночной огонь я обуздать не могла – неуверенность, сдерживавшая его, как плотина, разлетелась на куски, и магия хлестала через край неуправляемыми волнами. Языки пламени ревели у меня на ладонях и вдоль рук, отслаивались с кожи.

Оттащил меня в конце концов Райн.

Я сразу поняла, что это он. С отвращением узнала его по запаху и прикосновению, когда он отрывал меня от Винсента, взяв за плечи.

– Орайя, его больше нет, – проговорил он мне на ухо.

«Человечек, они мертвы», – сказал он мне, когда мы встретились впервые.

«Они мертвы. Они все мертвые».

Я где-то обронила мечи и осталась безоружна. При мне было только мое пламя, которое настолько меня не слушалось, что я могла бы спалить амфитеатр дотла. Но если оно причиняло боль Райну, он не подавал виду. Он развернул меня к себе, крепко стиснул за плечи:

– Орайя, успокойся, дыши. Возвращайся ко мне. Пожалуйста.

Он сказал это так, будто ему это было важно.

Будто это, пропади мир пропадом, было ему важно.

Я его ненавидела. Я была готова ради него умереть, а он убил моего отца, он солгал мне, и он… он…

И все же при виде боли, которую испытывал Райн, и медленно подгоравшей кожи у него на щеках я ахнула.

Он слабо улыбнулся мне:

– Тебе ничего не грозит.