Винсент поморщился, словно осознавая, что должен подавить свою злость.

– Ты меня похитил! – выпалила я. – Ты убил мою мать. Ты…

– Я ее не убивал.

– Нет, убивал! – Мой голос звенел под сводами зала, отражаясь от каменного потолка. – В ту ночь ты прилетел в Салине, зная, что она там живет. Ты разрушил город, зная…

– Я…

Нет. С меня довольно его оправданий.

– Хватит вранья. Я почти двадцать лет слушала твои лживые россказни. Я сыта ими по горло. Сыта.

На щеке Винсента дернулась жилка, словно он напрягал лицевые мышцы, чтобы не дать словам выскользнуть наружу.

Зал показался мне более прочным. Туман рассеялся. Винсент повернулся к обелиску и уперся в него ладонью. Глубоко вдохнув, он медленно выдыхал, опуская плечи.

– Эта магия – живая, – уже спокойнее продолжил он. – И центр зала – самая напряженная ее часть. Чтобы поддерживать силу заклинаний, я должен был годами появляться здесь и кормить ее собой. Это самая важная особенность и в то же время самая слабая сторона упомянутой магии. Для завершения мне пришлось обратиться к другой колдунье. После…

«После того, как она ушла».

Он этого не сказал. Не было необходимости.

Винсент обернулся. Его гнев исчез. Осталась только печаль. И вдруг отец показался мне ошеломляюще старым. Старым не в смысле морщин и седых волос. Я ощутила его многовековую усталость, исходящую из души.

– Маленькая змейка, хочешь увидеть, сколько воспоминаний отняло у меня это место? – тихо спросил он.

«Нет», – едва не вырвалось у меня.

Я не хотела этого видеть.

Но я зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Проглотила слишком много вранья, чтобы заслоняться от правды.

Я медленно подошла к обелиску и положила ладонь поверх руки Винсента.