Принимаясь за эту книгу, я знала только, что хочу написать историю в двух временны́х рамках о женщине, которая в служении харизматичному лидеру теряет все, а затем принимается искать выход. Мир вырос из этой концепции, породив обстановку клаустрофобии, в которой моя главная героиня не видит ничего со стороны, пока пребывает в плену. Мы не покидаем город, географически изолированный и проводящий политику изоляции; мы почти не выбираемся из ее дома, самого ревностного и изолированного района в этом городе. Если бы я осилила еще с десяток черновиков, мы, возможно, даже не покинули бы башню!

Я быстро обнаружила, что эта, казалось бы, простая история имеет признаки фашизма – страх перед туманными внешними и внутренними угрозами, сильное лидерство, уязвимые люди, стремящиеся обрести смысл жизни, чьи слабости используют как оружие для достижения собственных целей. Иллюзию смысла можно сохранить только в том случае, если держать внешний мир на расстоянии – вне зависимости от масштаба: будь то отдельный человек (контролирующая властная фигура обрывает прежние связи) или целые институты (закрытые границы, фальсифицированная история, воинствующий патриотизм, религия и патернализм – все это смешивают и доводят до точки кипения).

Я раздумывала, что же нужно, чтобы выбрать новый путь, когда всю свою жизнь следовал чужому? Возможно, придется оказаться на самом дне и всю жизнь жалеть, что не сделал выбор до того, как выбор сделали за тебя. Возможно, придется встретиться лицом к лицу со стыдом за свое прошлое и признать, что ты никогда не будешь прощен, но все равно искупить свою вину. (Почему бы и нет, в детстве я много смотрела «Зену – королеву воинов».)

В итоге я увидела целый город, покинутый своими богами; целый город, впавший в отрицание и самобичевание, в неистовство самоконтроля в попытке вернуть нисходившую на него любовь и снова и снова травмирующий сам себя. И у меня была Земолай, глубоко раненная наставницей, которую любила дочерней любовью, – а ту, в свою очередь, предал лидер, которого она боготворила в череде кризисов поклонения, приведших к первому отказу от богов. Если я все сделала правильно, люди узнают в книге: агрессивных партнеров, контролирующих родителей, ядовитые религиозные секты, государство. Если я что-то сделала не так… э-э… извините, наверное. Надеюсь, драки вам понравились.

Труднее всего мне было писать не сцены насилия, а предшествующие им периоды доброго согласия. Самую сильную боль в ситуации насилия (будь то со стороны члена семьи, партнера, наставника, лидера, друга или кого-то, кто играет слишком много ролей одновременно) причиняют воспоминания о хороших временах. Эти воспоминания преследуют вас. Они убеждают: «У вас ведь было это раньше; у вас снова может это быть, если только вы будете хорошо себя вести». Вы хорошо знаете своих близких. Вы знаете их печальную предысторию, понимаете их неуверенность в себе, их истинные мотивы и поэтому чувствуете ответственность за то, что выводите их из себя, когда хрустите яичной скорлупой, которая по необъяснимой причине разбросана везде, где вы хотите пройти.