Итак, шесть вооруженных спартанцев замерли посреди улицы, в конце ее – сын Агамемнона на осле.

Орест бледен, худ, истощен, но все же умудряется держаться на спине спотыкающейся животины с поистине царским величием. Афина выравнивает его посадку, помогает чуть выше поднять подбородок. Я ерошу его волосы, теплым прикосновением оживляю его желтоватую кожу. Артемида весело болтает с его скакуном на языке зверей и, похоже, намного больше интересуется животным, а не человеком.

По крайней мере, в результате Никострат колеблется, когда узнает своего царственного родича, возможно, ощущая касание божественной силы, сопровождающее царя. Затем появляется остальная свита Ореста, и меч Никострата дрожит.

Сначала – Электра и Пенелопа, которые постарались привести себя в подобие порядка, вычесав листья и ветки из волос и вычистив большую часть грязи из-под ногтей. Затем – Пилад, Ясон и прекрасный Кенамон, в полном вооружении, которые сопровождают тележку с пятью спартанцами на ней, связанными по рукам и ногам, раздетыми до набедренных повязок – я пользуюсь моментом, наслаждаясь открывшимся зрелищем, – а за ними, в повозке побольше, груда блестящей бронзы, покрытой кровавыми пятнами. Женщины потратили некоторое время на то, чтобы поживописнее разместить нагрудники и наручи их поверженных врагов, различными способами стараясь сложить аккуратную кучку. В конце концов они бросили это дело и просто свалили броню на тюки сена, чтобы одновременно придать объема горе трофейного доспеха и обеспечить общую устойчивость конструкции.

Именно с этой повозкой приходят все остальные женщины. Приена идет во главе, с мечом в одной руке и кинжалом – в другой, собранная, готовая с головой погрузиться в любимое занятие – убийство греков. Теодора шагает рядом с ней, держа стрелу на тетиве, а позади – женщины этой армии, почти пятьдесят воительниц, с дротиками, луками, топорами и копьями. К ним присоединяется все больше и больше женщин, движущихся с другого конца улицы, стекающихся из переулков, скатывающихся с крыш, окружая Никострата и его охрану. Никто из них не пытался привести себя в порядок, как царицы. Их туники все еще в пятнах спартанской крови; встрепанные гривы волос обрамляют выпачканные грязью лица; зубы оскалены в волчьих усмешках. Они собираются в молчании, заключая сына Менелая в кольцо из нацеленных стрел и окровавленных лезвий, и ждут приказа.

Орест останавливается на расстоянии двух копий от Никострата. Сползает со спины осла, поддержанный Пиладом в процессе, выпрямляется и отходит от Пилада, чтобы стоять на собственных ногах. Он покачивается, тяжело дыша и едва не падая. Но тем более впечатляюще то, что ему это удается. На одной лишь силе воли – и, возможно, с маленькой помощью богов – сын Агамемнона меряет взглядом сына Менелая, оглядывает толпу вооруженных женщин и снова смотрит на спартанцев.