– Прикажи всем, – командует он, – каждому солдату, что у нас есть, построиться у гавани.
Лефтерий повинуется, и спартанцы, еще оставшиеся на острове, ровными, аккуратными рядами и колоннами выстраиваются у пристани, сжав покрепче копья и подняв щиты на грудь, готовые встретить подплывающий корабль. Стучат барабаны, весла ныряют в воду, и судно скользит прямо к пристани. Выстроившиеся в ряд женщины с натянутыми луками смотрят с высоты палубы на собравшихся внизу спартанцев, которые даже не моргают.
Менелай с засунутыми за золотой пояс пальцами и мечом на боку не торопясь подходит к воде. Он не прячется за своими солдатами, а выходит вперед легко, уверенно. Это? Это не битва, заявляют его расслабленные плечи. Это даже не маленькая потасовка. Это просто… глупые люди, решившие помахать клинками, что-то вроде диковинного танца или слегка шумной пирушки. Менелай видел битвы. Менелай знает, какими бывают настоящие сражения.
Орест с Электрой подходят к поручням корабля, но никто не скидывает веревки и не спускает трапы. Вместо этого Орест окликает:
– Дядюшка! Полагаю, ты потерял своего сына.
Когда царевича выводят вперед, видно, что Пилад держит у горла Никострата меч. Улыбка Менелая сползает, но снова вспыхивает, однако, не удержавшись на губах, пропадает окончательно. Хмурость медленно затопляет его лицо, его голос щелкает, как знамя на ветру, когда он начинает говорить, обращаясь не к Оресту или его сестре, а к Пиладу.
– Ты держишь меч у горла царевича Спарты,
– Твой сын подозревается в убийстве невинной женщины в доме царя Итаки, – резко отвечает Орест, и его голос звенит над водой. – Я был очень удивлен, увидев, что он расхаживает на свободе.
– Орест, – обращается к нему Менелай, слегка закинув голову назад, чтобы видеть царя, – ты был болен. Почему бы тебе не спуститься, чтобы жрецы могли осмотреть тебя?
– Нет уж, благодарю, дядя. За мной, как видишь, отлично присматривают.
– Женщины. Чумазые бабы с грязными луками. Рабыни и вдовы. Блудницы и сироты, разве нет? В то время как я… – Небрежное пожатие плеч, легкий жест, указывающий на цвет мужественности вокруг него.
– Никострат, – это вступает в разговор Электра, непринужденно, от души наслаждаясь моментом, – будь добр, расскажи отцу, что случилось с остальными твоими людьми.
Никострат не хочет умирать. Но также он не хочет никогда больше смотреть отцу в глаза или рассказывать при всех о своем провале, поражении, унижении. Оказавшись перед непростым выбором, он дергается, кривя рот и пуча глаза, и чувствует, как слабеют колени. Пусть ответ и не точный, но довольно выразительный. Менелай стискивает челюсти. Он снова смотрит на грязных женщин на палубе, разглядывает их луки, которые его не впечатляют – хотя, быть может, не совсем.