– Явилась заставить негодяя расплатиться, да?
– Именно таков мой план. Идем?
Он приглашает ее войти широким взмахом руки и легким наклоном головы, как когда-то приветствовал ее в этом доме впервые – юной женой своего задравшего нос сына. Медон пристраивается рядом с ней, склонив голову набок.
– Похитить царевичей? – вежливо уточняет он. – Поубивать спартанцев?
– Последние несколько дней были весьма насыщенными, – отвечает она беззаботно, – не считая тех удивительно унылых периодов, когда приходилось просто выжидать. А-а-а, вижу, одну из фресок немного повредили. Нужно это исправить.
Проходя мимо, Лаэрт похлопывает по исцарапанной стене, с порезами по всему нарисованному лицу Елены и с кусочками штукатурки на благородном профиле его сына. Немного пыли осыпается вниз, и он, вытерев руку о бедро, заявляет:
– Может, это неплохая возможность пересмотреть кое-что в оформлении? Я наслаждаюсь изображениями своего отважного сына не меньше, чем любой гордый отец, но история Итаки намного длиннее, намного.
Спартанские женщины высовывают головы из дверей, когда свита царицы следует все дальше во дворец, ищут спартанских мужчин и никого не видят. Итакийские служанки сбегаются со дворов, из прачечной и кухни, стеной ограждая свою царицу, идущую по дворцу, и есть нечто такое в том, как держит Меланта тяжелую сковороду, как сжимает Феба свой разделочный нож, что заставляет спартанок отступать с пути итакиек. Одна из них кидается к главным воротам, но там ее поджидает Теодора в компании Эос. Они не угрожают, не выкрикивают «остановись, а то умрешь!» – да им это и не нужно. Теодора вытащила меч и сейчас небрежно поигрывает им, словно разминая затекшее запястье, а Эос, стоящая рядом, спокойно рассуждает о том, что могла бы сделать с ее волосами.
Вот таким образом, без препятствий и предупреждения, Пенелопа со свитой добирается до подножия лестницы, ведущей в царское крыло, под несмолкающие рассуждения Лаэрта: «Может быть, изобразить другие великие путешествия? В конце концов, по меньшей мере один итакиец плавал на
– Благодарю тебя, досточтимый отец, – певуче произносит Пенелопа. – Ты, без сомнений, абсолютно прав, и я высоко ценю твой мудрый совет. Как только мы освободим свой остров от спартанских захватчиков, мы определенно пересмотрим оформление. А теперь прошу меня извинить…
Отвесив легкий поклон, она в одиночестве поднимается по лестнице.
Историй комнат, расположенных здесь, хватит не на одну балладу.
Вот в этой комнате Антиклея, мать Одиссея, до самой смерти рыданиями и вином пыталась заглушить горе от пропажи сына, встречая каждого, кто осмеливался попытаться помочь ей, визгом: