– Падчерица, когда-нибудь ты научишься благодарить меня.

– Я очень сильно в этом сомневаюсь, старуха мать. Но с тактической точки зрения я согласна, что твоя склонность к тайнам, лукавству и хитрости в данном случае очень подходит под мои цели. Это урок, который я усвоила.

– А мы ведь могли бы быть подругами, – задумчиво говорю я.

– Подругами? Дружба не остановит битву. Дружба не объединяет царства. Дружба – лишь невесомая бабочка, она зависит от политических перемен, богатства урожая и движения небес. Смертные создают дружбу, чтобы дать себе обманчивое ощущение безопасности и чувство собственной важности. Мы боги. Мы должны быть выше таких мелочей.

Я вздыхаю, и мой вздох крутится вокруг нас, колышет высокую траву, танцует, как пыльца на ветру.

– Ну что ж, тогда нам придется оставаться родственницами.

– Какая неприятная мысль, – замечает она без горечи и сожаления.

– О да.

– Эта связь, пожалуй, еще нелепее дружбы.

– Я с тобой полностью согласна.

– И почему-то мы считаем ее священной. – Афина хмурится, держа в руке свой шлем. – Иногда я задаюсь вопросом: что же значит быть по-настоящему мудрым? Понятно, что я самая мудрая из всех богов и мой разум далеко превосходит твой. И все же мир живет вне зависимости от моих советов. Каждый бессмертный и смертный может сказать: «Да, давайте будем мудрыми» – и при этом отворачиваться, когда самый лучший образ действий у него прямо перед глазами. Это… тревожит. Как может быть такое, что мы знаем, как поступить наиболее разумно, но все же решаем так не поступать?

Она замолкает и, не дождавшись ответа, смотрит на меня.

– Ну? – спрашивает она. – Что ты скажешь?

Я пожимаю плечами.

– Это ты у нас богиня мудрости, – отвечаю. – Разрази меня гром, если я знаю.

Она вздыхает, но, может быть, на мгновение довольна хотя бы тем, что никто другой не разгадал ту тайну, которую не может постичь ее высокий гений. Потом говорит:

– Одиссей вернется домой. Это будет скоро.

– Ты уверена?

– Я придумала более тонкую стратегию и очень тщательно обработала отца. Он еще не принял решения, но окончание этого дела неизбежно.

– Окончание истории Одиссея, может быть, и неизбежно, – бормочу я, – но не Итаки.