Ничего не закончилось, думает она с ясностью и силой, которые потрясают ее саму, будто на нее снизошло некое божественное откровение. Медон стоит рядом с Пенелопой и смотрит, как корабли поднимают паруса.

– Ну что ж, – говорит он наконец, – одну жуткую смерть предотвратили.

– Думаешь? Наверно, ты прав.

– Конечно. В Микенах будет царем Орест, наш преданный союзник, который ни больше ни меньше как в долгу у народа Итаки за то, что помогли ему поймать его мать-убийцу. Это здорово. Очень здорово. Ты купила себе передышку.

– Да?

– Я знаю, что она была твоей сестрой. Клитемнестра. Ты, наверно… вероятно, ты… – Медон делает неопределенный жест, надеясь, что помахивание пальцами отразит идею о женских переживаниях и ему не придется мучиться, описывая эти переживания словами.

– Она была женщиной, которая не уступала мужчине в своем несовершенстве и в своем уме, – вздыхает Пенелопа. – И всегда говорила, что я крякаю, как утка.

Медону кажется, что Пенелопа сейчас ведет речь о чем-то большем, нежели просто орнитологическое наблюдение, но он опять-таки не уверен, что хочет в этом разбираться, а потому перемещает беседу на более знакомую ему территорию.

– Впрочем, у нас вскорости намечается еще одна жуткая смерть, если помнишь.

– Что? А, разбойники Андремона. Месть, кровь и все такое. – У нее усталый голос, он подрагивает, как покрывало, что укутывает ее лицо, закрывая от взгляда мужчин.

– А ты… ты уже знаешь, что будешь делать?

– М? Что буду делать? Да, я знаю, что буду делать. Просто… не вижу конца. Я не вижу этому конца. Ничему этому.

Медон не знает, как это понимать. Будь она его дочерью – настоящей дочерью, – он бы обнял ее и сказал: «Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо».

Вместо этого он кивает непонятно чему, глядит на море, смотрит на уходящие корабли Ореста и Электры, прищелкивает языком и говорит:

– Похоже, вечером будет дождь.

Вечером идет дождь.

Глава 47

Глава 47