Он прогулялся между промокшими рядами, выглядывая промеж всех отсутствующих лиц одно отсутствующее лицо вестника. Часто при его приближении кто-нибудь из пропащего племени изображал жест. Отводил глаза и показывал на сердце.
Однажды из праздного любопытства он передразнил жест в ответ. Умалишенное создание упало на землю, как однажды они все упали на поляне в лесу. Заползло под рабский вагон и, казалось, мгновенно там уснуло. Измаил растерялся. Затем уголком глаза заметил, что издали за ним наблюдает вестник. Помахал ему.
— Подойди сюда. Подойди.
Вестник нехотя поплелся, не спуская глаз с земли и закрывая лицо ладонью.
— Что с ним? — Измаил показал под вагон. — С ним, внизу.
Вестник низко наклонился, посмотрел несколько секунд и сказал:
— Закончился.
— Что это значит? — спросил Измаил.
— Закончился, израсходован.
— Что?
— Смерть.
Измаил не мог поверить ушам, но глаза говорили, что простертая фигура не пошевельнула и мускулом с тех пор, как спряталась. Он оглянулся на вестника.
— Я же всего лишь сделал так, — он поднял указательный палец, и вестник отшатнулся и задрожал, лепеча:
— Нет, хозяин, нет…
Измаил остановился. Что происходит? Он стал Богом, раз может сразить человека простым мановением руки? Обязательно надо попробовать еще, но не с этим. Этот ценен — он единственный, кто разговаривает.
— Оставайся здесь, — рявкнул Измаил вестнику и быстро зашагал, разбрызгивая лужи по пути к другой стороне второго вагона. Оттуда нельзя было видеть произошедшее. Он вошел в вагон и показал на первую же сидящую фигуру.
— Выходи.
Тот медленно поднялся и спустился по металлическим ступенькам на пути. Измаил оглядел замызганную фигуру полуголого зомби. Не верилось, что весь город и его собственное будущее зиждутся на этом племени бестолковых развалин.
— Смотри на меня, — приказал он.
Оно подняло бледные отсутствующие глаза, и Измаил содрогнулся. Не в страхе или отвращении, а в узнавании. На миг он увидел свое отражение внутри матового зеркального интерьера человека без собственных образов. Существо это заметило и улыбнулось. Отражение поглотилось, и хуже того — отправилось куда-то к своему естественному ареалу обитания. Измаил бешено ткнул себе в сердце — и эти глаза потухли. Человек упал плашмя, даже не дернувшись. Упал, словно мертв уже много часов. Плюхнулся в глубокую лужу вдоль путей. Из воды торчали только мыски его рабочих башмаков, рука и лицо, вперившееся в ливень все с той же улыбкой. Измаил оторвал глаза от мерзкого видения и вернулся к вестнику, который не сдвинулся с назначенного места.