— За мной.

Измаил привел его в убежище третьего вагона, в закрытое отделение, где спал Вирт.

— Сидеть, — сказал он, будто псу. — Мне нужны от тебя ответы, — при этом он не отводил от него указательного пальца. Целился пальцем, как взведенным оружием, поводя перед лицом вестника. Чьи глаза ни разу не покинули прицела.

После первых десяти минут Измаил сел и закурил. Понимать вестника было тяжко, и он знал, что без угрозы тот вовсе ничего не скажет. Начинал Измаил с простых вопросов. Уже это давалось трудно. Но теперь ответы вообще не имели смысла.

— Расскажи еще раз о флейбере.

— Флейбер дан нам делать лучше, лучшая работа — лучше холостит Орм. Флейбер сносился, нужен новый. Ты дашь флейбера, мы работаем лучше.

— Ранее ты сказал, флейбера вам дал «хозяин». Ты имел в виду Маклиша, начальника с рыжими волосами?

Вестник долго думал, двигая челюстью, словно пережевывал каждое слово с десяток раз.

— Он и другой.

— Что за другой?

— Другой, кто приносил нам больше флейберов говорить Орму холостить хозяина.

— Кто этот другой? — повторил Измаил с растущим в голосе нетерпением.

— Он говорит о Хоффмане, — сказал надтреснутый голос с другого конца деревянной комнаты. Измаил уже совершенно позабыл о спящем Вирте. Поднялся и подошел к койке. Выглядел Вирт ужасно, но был в здравом уме. Повязки на глазах снова почернели, а остальные раны продолжали сочиться и гноиться. От него разило смертью и разложением. Измаил глубоко затянулся сигарой.

— Мы ждем, когда разогреют котел, это уже скоро.

Вирт попытался привстать, но сил не хватило. Измаил принес еще одно одеяло, свернул в комок и подложил ему под шею и плечо, приподнимая на койке повыше.

— Сколько выжило?

— Кого?

— Наших.

— Только ты и я, все остальные мертвы.

— Черт, — сказал Вирт. — А эти сволочи?