— Знаю. Можешь не мусолить. Кира моя сестра, мы должны быть друг к другу терпеливы и…
— Нет, — осек Дан. — Она обнаглела и ее надо наказать. Теперь у меня будет время на воспитание дочери, когда сын взялся за ум.
Подняв бровь, Стас плюхнулся в кресло напротив отца.
— Ты меня радуешь. Трезво рассуждаешь, поручения выполняешь в лучшем виде, а развлечениям предпочитаешь работу.
Отец выпустил длинную струю дыма в пол.
— Блядство, наркотики и плоские экраны меня уже не привлекают, так что много времени для работы.
— Это похвально. Однако…
«Вот оно… — подумал Стас. — То самое
Спокойствие сменилось каким-то уродливым чувством в сердце, оно накалялось, готовилось обжечь...
— Меня не устраивает, что ты делаешь лишь то, где тебе не лень зад поднять. Если я даю поручение, значит, нужно выполнять. Каждое.
Комната начала плавиться от жара…
— Я не выполняю то, с чем не согласен, пап. Ты — делай что хочешь. А у меня появились… некоторые моральные принципы. И цели.
— Нужно совершенствоваться, Стас. Ты этого не делаешь. Если я сказал, что…
Стас перевернул стеклянный стол между креслами.
Стекло треснуло. Звенящая мозаика рассыпалась по комнате.
— Хватит указывать, что мне делать! — заорал он. — Ты всю жизнь пытаешься меня изменить. С рождения я весь неправильный — неправильный от башки до члена. Не тебе решать, каким мне быть! Я не кусок дерьма, чтобы лепить из меня то, что тебе нравится. Чтобы я не делал в угоду твоим желаниям, всё не так. Вода у тебя должна быть льдом, грязь вдруг стать золотом, а плющ — виноградом, но знаешь что? На кусте плюща виноград не вырастет, сколько ни кричи. Ясно? Можешь пристрелить меня, но больше я не сделаю ничего, если не посчитаю правильным.
— Третий стол за месяц, — заметил Ждахин, осматривая осколки. — Может, таблеточки пропьешь, малыш?
— Arrivederci! Хорошего вечера, вам обоим!
Стас кинулся в сторону двери, но отец окликнул его. Не со злостью. Мягко. Этот его тон испугал больше крика.