– Ага. Ты ведь не станешь своих же жителей душить цветами, правда? Ты вроде не тиран, да и в этом нет никакого смысла. Кем же тогда править? Если для того, чтобы Самайнтаун окреп и жил счастливо, мне нужно его отдать – то так тому и быть. Я клялся Розе сберечь город, а не свою гордыню. О. – Джек щелкнул пальцами и резко откинулся на спинку, а затем оттолкнулся, раскачиваясь. Цепочки, державшие его вес, звякнули. Джек прочертил носками ботинок полоску на земле, едва до нее дотягиваясь. – Разве что ты все‐таки соврал, и тебе не сам Самайнтаун нужен, а нечто, в нем сокрытое, и ты не знаешь, где искать, потому что это знаю только я.

Ламмас усмехнулся, затем кивнул Паку, мол, все нормально – трикстер мялся на крыльце дома, подглядывая, – и уселся рядом с Джеком. В тот момент у Джека внутри снова засвербело, и он вцепился ногтями в гладкую древесину качелей под собой. Костяшки пальцев побелели, настолько тяжело было сдержаться. Ламмас сидел слишком близко, а потому мог прочесть каждое его движение. Их колени почти соприкасались. Джек не встал лишь потому, что иначе наверняка бы упал.

– И к чему же ты ведешь? – поторопил его Ламмас. Не имея возможности смотреть Джеку в лицо, он поднял взгляд на воротник его тренча и аспидовые пуговицы, поблескивающие на солнце.

– Давай так. Я дам тебе то, зачем ты прибыл в Самайнтаун на самом деле, если ты сыграешь со мной в одну игру.

– Игру?

– Мне показалось, ты любишь игры. Та, о которой я говорю, зовется «Правда и ложь».

Ламмас придвинулся поближе, и от запаха клематисов, будто пытающихся забраться ему под кожу, Джеку вконец подурнело. Пак, чавкавший пирожками на ступеньках крыльца, с корзинкой на коленях, мешал сосредоточиться. Запах Ламмаса, приторный и сладкий, мешал тоже. И боль, нараставшая в груди. Джек не представлял, как справится со всем этим, особенно учитывая то, что он ни черта не умел ни во что играть и потому всегда проигрывал.

Пресвятая Осень, дай ему сил!

– Может, «Правда или ложь»? – уточнил Ламмас с усмешкой, и Джек, забыв, что голову оставил дома, попытался покачать из стороны в сторону пустотой.

– Нет, именно «Правда и ложь». Это другая игра. Меня ей Франц научил. Правила очень простые: мы задаем друг другу по два вопроса подряд, и только на один из них можно ответить ложью. Что именно ложь, а что правда, узнать ни во время игры, ни после никак нельзя. Только по реакции, если себя выдашь. Почти как покер, но без карт и денег.

– А если я солгу два раза подряд? – спросил Ламмас, закинув ногу на ногу и отклонившись на подлокотник качелей. – Или дважды скажу правду?