Медиум начала раздавать указания сразу же, как они переступили порог нужной комнаты. В отличие от остального Лавандового Дома, усеянного фотографиями, коровьими черепами и засушенными бабочками в куполообразных склянках, она выглядела совершенно обычной. Непривычно голые стены в тонкую фиолетовую полоску, пара книжных полок, плотно зашторенные окна, кушетка и круглая голландская печь на ножках, где огонь горел сам по себе, без поленьев. Посреди ковра, вышитого дамасским узором, возвышался круглый стол, застеленный скатертью, как у бабушки в деревне. Франц бы даже мог назвать эту комнату уютной, если бы не мириады белоснежных и высоких, похожих на кости, свечей, расставленных и горящих всюду, даже на полу. Жар, исходящий от них, совсем не ощущался, потому что холод, царящий во всем Лавандовом доме, был гораздо сильнее.
– Поскольку вы присутствуете на сеансе впервые, сначала я должна прояснить несколько важных моментов. Во-первых,
– А нам разве доска не понадобится для этого? – поинтересовался Франц осторожно, когда медиум прибрала со стола перед ними то единственное, что было разложено, – доску Уиджи с вырезанным на ней алфавитом и деревянным планшетом, точь-в‐точь такую же, какую Лора выпросила у соседей неделю назад, чтобы расшифровать сообщения Барбары.
– Господин Зальцман, пожертвовавший свою запись госпоже Андерсен, вместе с тем пожертвовал и полную предоплату, которую внес ранее. А он предоплачивал сеанс