– Человек… Улыбающийся человек…
Призрак снова попытался заговорить, и голос – фонящий, царапающий, будто старая радиопередача по радио в грозу, – шел изо всех темных углов комнаты разом. Или же он доносился из открытого рта медиума, неподвижно сидящей позади духа? Глаза ее закатились так далеко, что Франц и Лора лицезрели одни лишь белки, а разрезы на руках кровоточили настолько обильно, что уже пропитали скатерть. Франц почувствовал, как ее кровь заливается ему под рукава толстовки, становится вязкой, густой, как деготь, и чернеет на белом ажуре. Лора, очевидно, тоже боролась с желанием отдернуть руку и разорвать круг: втянув голову в плечи, она поежилась, но затем встряхнулась и посмотрела на явившегося духа серьезно. В конце концов, медиум их предупреждала: времени мало, а на то, чтобы тушеваться и мямлить, его совсем нет.
– Что Ламмас сделал с вами?
– Во дворе… Во дворе… Это было больно. Это было так больно… Вы не представляете… Больно, больно… Где Мэри? Где она? Как она? Скажите Мэри…
– Джерард, – перебила его Лора. Впервые она говорила жестко и сочувственно одновременно. – Сосредоточьтесь, прошу вас. Если вы не поможете нам, Ламмас снова сделает то, что сделал с вами, с другими жителями Самайнтауна. Возможно, даже с Мэри.
– Мэри…
Призрак мерцал, путался в словах, и черты его тоже будто путались, плыли куда‐то, становясь водянистыми, рыхлыми. Затем, однако, вернулись на место, и Джерард замер, перестал раскачиваться и посмотрел на них двоих, сидящих перед ним, куда осмысленнее, чем прежде, как если бы наконец‐то пришел в себя.
– Как это было? – переспросил он. – Ламмас посеял семена… Цветы держали крепко. Ламмас отрезал… Разобрал… Часть себе, часть – другим…
– Кому? – продолжила спрашивать Лора. – Для кого Ламмас ваше тело разобрал на части?
– Для тех, кто крутит Колесо, – ответил Джерард.
– Что это значит?
– Не знаю. Не знаю. Не знаю. – Голос призрака все еще двоился, расслаивался и, отражаясь от бешено пляшущего пламени свечей вокруг, обрушивался на Франца и Лору полым эхом. – Великая Жатва начнется, тела оживут, Колесо покатится снова. Улыбающийся человек это повторял, повторял, повторял…
– Великая Жатва? – вырвалось у Франца.
– Моя рука замерзает. Моей ноге очень жарко. Моим ребрам… Где мои ребра? Там цветы… Там, где цветы, найдите меня. Отдайте меня Мэри. Ты… Кто ты? Они пришли за мной, а не за тобой. Уйди!
В какой‐то момент дух снова подернулся мелкой сеточкой ряби и будто бы начал говорить не с ними, а с кем‐то еще, посторонним, кого никто не видел и никто не приглашал. Уже через несколько секунд Франц понял – так оно и есть. Они здесь теперь не втроем и даже не вчетвером. Их