– Здесь, – повторила Тита шепотом.
Здесь она пала перед самим Самайном и склонила голову под его косой, приготовившись ее лишиться. Здесь она уронила свою корону из серебряного света, диадему, сплетенную первородным восьмилапым пауком. Уронила и оставила, надежно зарыла ее в утробу Самайнтауна, ибо не была она больше Королевой фей – отныне она была самой собой.
Но разве это не одно и то же?
Диадема вынырнула из земли будто бы сама, или же Самайнтаун выплюнул ее – прямо Тите в руки. Чистую, сияющую, будто все это время ее хранил бархатный ларец. Паутина, образовывающая обруч, на голове прежде ощущалась невесомой, но держать ее почему‐то было невероятно тяжело. Точно роса, в ней запутались капли хрусталя, и, как обреченные на гибель бабочки, дрожали в нитях хрупкие осколки.
Титания закрыла глаза и наклонила голову, собираясь короновать саму себя.
– Так и знал, что найду тебя здесь, красавица.
Диадема упала снова, второй раз за ее жизнь и за этот век. Правда, на сей раз Титания сама ее отбросила: отвернулась и смахнула назад в траву, дабы уберечь. Конечно, вряд ли она была нужна еще кому‐нибудь, кроме нее самой: то даже не реликвия, а регалия, всего лишь подтверждение власти, но не ее хранилище. Диадема была напоминанием о прошлом и ключом к его принятию. Она значила для Титы так же много, как мог бы однажды значить мужчина с рыжими кудрями, не стой он напротив рядом с тем, кто отобрал у Джека все. И улыбался.
– Добрый вечер, Королева, – помахал ей рукой Ламмас.
Титания вскочила и попятилась. Инстинкты, изогнувшие пухлый рот в зубастый серп, вскричали, чтоб она бежала, забыв про план и двери. Взгляд невольно заперебирал деревья, ища нору в их кроне, а мысли тем временем искали объяснение.
Значит, Ламмас не на площади? Прошло ведь не больше часа, как она пришла сюда! Он почуял в ней угрозу и велел Херну показать дорогу к месту, которое на свидании показала ему она? Или они ждали здесь с самого начала? Тита любой лес ощущает, как собственное тело, но в этот раз что‐то пошло не так. Ослабла, увлеклась, сглупила. Титания даже клематисовый запах не почувствовала, не услышала ни шороха. А Ламмас тем временем явно подготовился к их встрече – она поняла это, когда у нее вдруг закружилась голова и тело повело куда‐то в сторону. Где‐то рядом – может, под его пальто? – прятались ядовитые для фей рябина и железо.
Понимая, что других вариантов нет, – диадема не столь для нее важна, как время и покой, чтоб дверь нужную успеть открыть, – Титания развернулась и бросилась бежать, но оступилась уже на полушаге. Над ухом что‐то просвистело, всколыхнуло волосы и ворот платья – кажется, стрела. В руках Херна дребезжал, словно пел, прямой английский лук с блестящей тетивой, которую уже отпустили его пальцы. Выстрела было целых два, но быстрых, как один.