— Отец…

— Да? — Граф обернулся.

— Почему мы с тобой должны вступать в битву в числе первых? Ведь мы правители. И как правителям, нам должно оставаться на вершине холма и зорко глядеть на поле боя, отдавая своевременные приказы.

— Ты еще не правитель, сын мой. Перед тем как стоять на холме, нужно побыть и внизу.

— Но… Должно ли нам марать руки об этих отбросов, которые не нашли себе места ни в летописях, ни на северной земле, об этих гнусных созданий, не заслуживающих и толики почтения?

— Леонард, твои суждения начинают не на шутку беспокоить меня. Во-первых, я тебе уже сказал, что невозможно грамотно управлять чем-то, не понимая, какие процессы происходят внутри, — голос Филиппа стал тише. — А во-вторых, уж толику почтения-то они заслужили сполна, ибо они такие же дети Двух Миров, как и мы.

— Но ты сам говорил!

— Что я говорил? — холодно поинтересовался граф.

— Что… — Леонард не вспомнил ни одного ругательного слова из уст отца в сторону вервольфов.

— Лео, мы окунаем руки по локоть в кровь не потому, что оборотни, как ты выразился, не заслуживающие почтения гнусные создания, а потому, что их вожак имеет слишком крутой норов без обременения умом. Его племя представляет серьезную опасность для нашего Солрага, и ее надобно искоренять еще ростком, вырывая с корнем.

— Тогда почему бы не убить Бруно, чтобы они избрали другого?

— Потому что при нем выросло целое поколение оборотней, полюбивших человечину.

— Ну и что?

— Несмотря на то что вервольфы многое переняли от волков, среди них распространено многоженство. У Бруно, как у вожака стаи, имеется с десяток жен, которые за долгие годы нарожали ему множество свирепых сыновей, составляющих почти половину племени. Ты разве не заметил, что сопровождавшие Бруно воины походили на него и лицом, и статью?

Леонард сглотнул слюну, когда осознал то, что до него пытался донести отец. Чувствуя тревогу, он провел по лицу, смахивая капли моросящего дождя. Тем временем вокруг бряцало оружие, ржали кони, ругались фуражиры — и лагерь был полон не только шума подготовки к сражению, но и страха. Этот страх витал между людей, перелетая от одного к другому.

— Ты уверен, отец? — Лео боялся.

— Уверен. Пусть сопровождавшие его оборотни и звали его «вожаком», но прежде всего он их отец. Пока все вы в зале разглядывали Бруно, я глядел на его сыновей, как они смотрят на него. И они преданы ему, верят в него. Вся стая пойдет за Бруно до конца. Жаль, что придется оборвать их род. Болл Лысый был добродетельным, мудрым мужем, но его потомки избрали иной путь — звериный.